Семейные тайны. Книга 14. Синдром самозванца

СССР под Нижним

Новгородом, бывшая усадьба

Семчевых. Лето 1924 года

Эстонская ССР 6 августа 1940-1945

Перед обедом Святослав, по обыкновению, уединялся в своем закутке за дверью. Небольшое кресло, спрятанное в нише, позволяло ему отгородиться от мира, иногда даже задернув специально повешенную штору. Это было его убежище, его тайный уголок – уютный и незаметный. Родители, некогда возмущавшиеся, теперь смирились, махнув рукой. Возможно, их равнодушие было вызвано и другими, более значительными событиями, отодвинувшими на второй план чудачества сына.

В этом закутке Святослав предавался своим мыслям, размышлял о прочитанных книгах, придумывал невероятные истории и даже пытался сочинять стихи, которые, к счастью для окружающих, никогда не покидали пределов его убежища. Сегодня, однако, его мысли были заняты не вымышленными мирами, а вполне реальной тревогой. Голод надвигался на их дом, уже скот получал меньше корма, а стол стал очень скуден.

Святослав чувствовал, как урчит в животе, но это был не тот приятный голод, который предвещал сытный обед. Это был тревожный, ноющий голод, напоминающий о пустых амбарах и озабоченных лицах отца и матери. Он слышал их тихие, напряженные разговоры, доносившиеся из кухни, слова о неурожае, о долгах, о том, что придется продать последнее. И каждый раз, когда эти слова достигали его слуха, его собственный мир, сотканный из книг и фантазий, казался хрупким и ненадежным.

Он прикрыл глаза, пытаясь представить себе, как можно было бы решить эту проблему. Может быть, если бы он был героем одной из своих историй, он бы отправился в далекие земли, нашел бы там сокровища или заключил бы договор с мудрым старцем, который знал бы секрет изобилия. Но он был всего лишь Святославом, юношей, который любил прятаться в своем закутке. И сейчас даже его любимое убежище казалось ему слишком тесным, слишком маленьким, чтобы вместить в себя всю тяжесть надвигающейся беды. Он вздохнул, чувствуя, как на плечи ложится невидимый груз, который был куда тяжелее любой книги.

Уже в столовую вошли родители, и брат как всегда подкашливал, он слышал, как крикнула Маша, что скоро спустится. Как вдруг он услышал, как залаяли собаки, загремели подводы и заржали лошади. По крыльцу застучали, чьи -то ноги, и дверь просто вышибли ногой. Святослав испуганно вжался в кресло, он слышал разговор отца и Ивана, как тот обвинял его. Святослав вдруг увидел Марию, которая стояла на лестнице и смотрела на него. Вдруг она покачала головой и улыбнулась ему. С лестницы его закуток был хорошо виден. Он вдруг почувствовал как по щекам что –то бежит и понял это его слёзы. Он с ужасом наблюдал, как родных уводят. Его мать, его брат, сестра, отец… Он не мог сдвинуться с места. Его закуток за дверью никто даже не проверил. Он слышал крики, плач, звуки борьбы, выстрел, а потом – тишина. Мертвая, гнетущая тишина. С трудом переставляя ноги, он вышел на улицу. Недалеко от крыльца лежал расстрелянный Даниил, его старший брат. Святослав всхлипнул и вдруг бросился назад в дом , открыл скрытый сейф, схватил деньги и маленький мешочек сунул всё в карманы, а затем, бросился к конюшне, оседлал лошадь и погнал ее, куда глаза глядят. Ветер хлестал по лицу, унося с собой крики и запахи, которые навсегда врезались в его память. Он не знал, куда бежит, знал лишь, что должен бежать. Бежать от этого места, от этой тишины, от этого ужаса. Ночь окутала его, и только звезды, равнодушные и далекие, освещали его путь. Он был один. Абсолютно один в этом огромном, враждебном мире. Голод начал терзать его, но страх был сильнее. Он думал о Маше, о её улыбке, о том, как она покачала головой. Была ли это прощание? Или надежда? Он не знал. Он просто бежал, пока силы не покинули его, и лошадь не пала. Он упал на землю, чувствуя, как холод проникает до костей. Но даже в этом отчаянии, где-то глубоко внутри, теплилась крошечная искра – искра жизни, которую он должен был сохранить.