Краткое историческое обозрение действий главного педагогического института 1828–1859 года - Николай Добролюбов

Краткое историческое обозрение действий главного педагогического института 1828–1859 года

Страниц

15

Год

Рецензия Добролюбова на администрацию Главного педагогического института

Рецензия Добролюбова на администрацию Главного педагогического института продолжает вызывать оживленное обсуждение уже не только в студенческой среде, но и в широких кругах общества. Опытный критик, искренне заинтересованный в качестве образования, Добролюбов начал свое обличение еще в период учебы, и сейчас его слова приобретают особое значение.

Он обращает внимание на резкую перемену отношения о нем, которая произошла после закрытия института. Люди, которые ранее не обращали на него особого внимания, теперь неторопливо исследуют его недостатки и грешат на все, что связано с его работой. Они критикуют коренную несоответственность института с здравыми педагогическими принципами, отмечают ложную систему, доминировавшую в нем в последнее время, и прочие проблемы административного и хозяйственного устройства.

Возможно, эти замечания достойны внимания и действительно имеют основания. Однако, почему люди молчали обо всех этих проблемах на протяжении всего существования института? Зачем только сейчас они заговорили об этом в обществе, в администрации и даже в литературных произведениях?

Добролюбовова рецензия затрагивает глубокие вопросы и побуждает задуматься о роли критики в современном обществе. Каким образом наши открытия, замечания и реакция на них сказываются на восприятии образования? И, наконец, каким образом мы можем использовать эти замечания для улучшения системы образования и создания сильного и устойчивого будущего для наших студентов? Все это является ключевыми вопросами, которые мы должны решить, основываясь на осмысленном и объективном анализе.

Читать бесплатно онлайн Краткое историческое обозрение действий главного педагогического института 1828–1859 года - Николай Добролюбов

Невозможно без чувства глубочайшего омерзения смотреть на людей, ругающихся над потерявшим силу человеком, пред которым они падали до ног в то время, как он был силен, и которому своим раболепством даже помогали в достижении его целей. Нужды нет, что он был, может быть, величайший злодей и негодяй; нужды нет, что он по своим нравственным качествам заслуживает, может быть, самого страшного поругания. Все-таки отвратительно смотреть на осла, который лягает бессильного льва, приговаривая: «Пускай ослиное копыто знает».[1] Тот, кто и прежде, в дни силы этого льва, выходил на борьбу с ним и не преклонялся пред ним, – тот еще имеет право, хотя уже и бесплодное, – позорить его и во дни его одряхления: он по крайней мере может сказать, что руководствуется началом чистой справедливости и всегда равно восстает против своего врага, не обращая внимания на его положение… Но чем может оправдать себя тот, кто подличал и пресмыкался пред неправою силою, пока мог от нее ожидать себе чего-нибудь, а потом, когда она сломлена и уничтожена, вдруг выпрямляется и начинает обличать то зло, которое этою силою было произведено!.. Такие люди поздним своим восстанием только увеличивают то презрение, которое и без того возбуждается в душе всякого порядочного человека раболепством их пред сильною неправдою. Подобное раболепство может еще находить некоторое извинение себе в слабой степени умственного развития раболепствующих: они могут не понимать всей нелепости и зловредности действий сильного лица, которому подчиняются; они могут добродушно верить ему, благоговеть пред его системою и оставаться верными ей постоянно, даже после его падения. О таких людях можно душевно сострадать, можно их не уважать, как людей крайне ограниченных; но не за что питать к ним озлобление и отвращение. Совершенно противное расположение возбуждают люди, доказывающие, после падения сильного негодяя (которого они были орудием), что они никогда не сочувствовали его действиям, что их образ мыслей совершенно противоположен тому, что они принуждены были делать прежде. Подобным объявлением эти люди обнаруживают только то, что они до сих пор были подлы по расчетам, раболепны из видов, содействовали дурным затеям сильного бездельника совершенно сознательно, очень хорошо понимая всю их мерзость… Такие люди гнусны и презренны до последней степени; нет в русском языке столь крепкого слова, которое могло бы вполне выразить всю силу презрения, которое должен питать к ним всякий порядочный человек.

Все эти мысли пришли нам в голову по поводу многих легкомысленных толков, сопровождавших закрытие Главного педагогического института.[2] Люди, которые прежде не говорили о нем ни одного слова или даже всячески восхваляли его, принялись теперь бранить его на чем свет стоит, Начали толковать о его коренной несоответственности с требованиями здравой педагогии, о ложности системы, господствовавшей в нем в последнее время, о недостатках его административного и хозяйственного устройства и т. п. Положим, что эти толки даже и справедливы, положим, что недостатков было действительно много… Но зачем же молчали о них во все время существования института, – зачем только в последнее время заговорили о них и в обществе, и в администрации, и в литературе? Сколько нам помнится, до закрытия института только один насмешливый голое раздался против мелочности и формальности, слишком уже укоренившихся в нем. Голос этот раздался, ровно три года назад, в «Современнике»,

Вам может понравиться: