Трансляции Лета. Рассказы

© Вера Добрецова, 2024

ISBN 978-5-0064-5966-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рассказы Трансляции Лета – это настройка волны на радио любви. Вы неспеша передвигаете бегунок из убийственного мрака первых чувств, из иллюзий в вечность. Мимо зрелости, еще одной новой весны – дальше, туда, где нет конца. Слушаете сны города, леса, шум колес, ток крови – все, чем счастливы.

Нет ничего важнее жизни. Нет ничего важнее вас.

Вчера, когда она ложилась спать, мама села на кровать и сказала: «Не верь, когда говорят: это все пройдет, это не имеет никакого значения. Оно пройдет, да, как и остальное, но то, что происходит сейчас, очень важно. Все важно. Этого ты не забудешь никогда…»

Вокруг происходил майский, ошеломляющий город. Город сидел на деревянном подоконнике ее старого окна в сердце дома, звонил троллейбусом, выпускал дым в форточки. Город протягивал черемуху возле теплых бревенчатых стен вдоль улицы. Город радовался ее четырнадцатилетию. Он был с ней заодно в эти подернутые мороком дни. И она видела себя со стороны идущей в школу в пыльных удобных кедах. Узкие джинсы, лохматая голова, худенькие запястья. Какая ты красивая, – говорила мама. Она кривила рот.

А порою ей казалось, что внутри нее уже нет ничего живого. Вся тяжесть ее любви наваливалась ночью слезами. Она что-то говорила в темное окно Тому, Кто Слышит Ее, хлюпала носом, капала в него капли, а потом неподвижно лежала, прислушиваясь к тому, как боль в груди превращалась в хрустальный прекрасный шар. Навсегда. Теперь нужно аккуратно носить его.

Она приняла это чувство безусловно, не мучаясь, не спрашивая себя: как можно полюбить кого-то на расстоянии? Ответ на этот вопрос был никому не нужен. Она опустилась внутрь себя, в теплую нежность, в глубину первого желания, в черный колодец спокойной безысходности. Она знала наизусть каждое его слово, образ, каждую прочитанную им книгу и каждую мрачную фантазию. Ее мысли сопровождали и оберегали его. Да, она была совершенно точно уверена, что с ним не может случиться ничего плохого, пока она любит его.

Хотелось метаться по комнате в тоске по осязаемости: прижаться, потрогать, поцеловать ладонь, шею, глаза. Она просыпалась ото сна, держа в руке его тепло. И мама говорила: Пора вставать! А ей было непонятно: зачем пора?..

Одиночество ее души порою казалось настолько велико, что целый мир сжимался до размера комнаты и давил на грудь. Она думала: как человек, у которого есть мама, папа, сестра, подруги, может быть таким паршиво одиноким внутри себя? Дни были теплыми и пасмурными. Она сидела под настольной лампой, положив перед собой дневник – толстую родную тетрадь – и от лампы, и от строк лился пот. Неся внутри этот прекрасный мрак, она балансировала с шестом любви на канате между болью и умопомрачительным счастьем.

Городские, звонкие, душистые вечера делали весомей каждую минуту, которую проживало ее четырнадцатилетнее сердце. Ярко-синее небо на западе, сразу после заката, обводило графитом деревья и крыши. Дети, совершенно ничего не знающие о жизни, гремели мячом во дворе. Тоска по осязаемости металась под потолком черной птицей. «То, что происходит сейчас, очень важно..»

Спустя двадцать лет с этого дня, небо точно так же проявит негатив ветвей на западе. Черная птица больше не вылетит из угла. Она выйдет на балкон в комнате, где спят ее любимые люди – дети и муж – и вдохнет все счастье прекрасной, измученной, мудрой душой. Вселенная будет гордиться ею – ее нежностью, силой, благодарностью. Она подставит худенькое запястье под ночь, и его погладит Бог…