Вступление к моему новому сборнику рассказов я начну с признания: первую книгу, вышедшую пять лет назад, я писала на эмоциях.
Писать о творчестве без эмоций невозможно. Героями той книги стали певцы, музыканты, художники, танцоры. Только один рассказ вышел иным, потому что там, как я считала тогда, эмоциям и творчеству не было места. Насчет второго я решила верно, а если говорить о первом… эмоции там были ― мои.
Тому, что обе книги появились на свет, есть ряд причин.
Несколько лет назад психолог, к которому я обратилась с жалобой на жесточайшую депрессию, посоветовал мне покопаться в прошлом. Там-де среди воспоминаний можно найти фразу, встречу или происшествие, коими обусловлено мое нынешнее состояние. А для этого, мол, нет ничего лучше, чем записать самые яркие события моей жизни, начиная с раннего детства. Что я, послушная, и сделала. Четыре из этих воспоминаний послужили основой для пяти рассказов из тех девяти, что вошли в первую книгу.
А вот почему вошли, вернее, почему книга вообще получилась… Тому есть вторая причина ― встреча с Ксенией Багровой.
Знакомство наше вышло случайным, на том благотворительном концерте, организаторами которого мы с моей даной числились, она на нас налетела. Так вышло, что она шла слишком быстро, ее кто-то окликнул, а моя дана… может, то столкновение она и подстроила? Окия молчала. Вы ведь знаете, если дана или дарка не хочет о чем-то говорить, то спорить с ними бесполезно. Вот и тут так. Ксения ― тогда я еще не знала, что это она, можно сказать, свалилась нам под колеса. Моя дана проявила инициативу: извинилась и представилась за нас обеих. А я разглядывала знаменитую журналистку, и мне казалось, что прежде я уже видела эту женщину.
Возможно, мы в тот день разошлись бы без последствий, только судьбе было угодно свести нас снова: мы вместе Ксенией поздравляли победителей. Вот после этого действа она меня и спросила, не встречались ли мы с ней раньше. Я призналась, что и ее лицо мне знакомо. Мы стали вспоминать, перебирая события. Мне было легче, я ведь моложе. Однако именно она первой заговорила о неадекватном дроиде и девочке, которую после общения с ним доставили в больницу. И почти сразу узнала ее во мне.
– Общения? ― переспросила я. ― Я об этом ничего не помню. Это он меня покалечил?
– Трудно сказать… ― замялась Ксения. ― Того, что на берегу той речки случилось, доподлинно никто не знает. Но МЧС-ники и врачи решили, что он тебя спас.
– Я ничего не… ― я хотела повторить, мол, не помню ничего, но в тот миг вредина-память подкинула сюрприз, потому продолжила иначе: ― …не помню, кроме молний, что потянулись ко мне от этой ужасной машины. Она меня напугала.
– То же самое ты мне сказала в больнице. Мне разрешили поговорить с тобой. Я писала статью. Твои слова пригодилась в суде.
– Я знаю, что того дроида оправдали…
Наверно она расслышала в моем голосе недовольство, потому пояснила:
– Доказано, что он не хотел никому навредить. Да и не мог…
Тогда я ей не поверила. Делая свой репортаж, Ксения была объективна, Я же сосредоточилась только на своих личных впечатлениях.
Книга вышла в том виде, в каком вы ее читали.
Однако некое событие, вернее, разговор доказал мне, что нельзя рассматривать лишь одну точку зрения. Это было третьей причиной, побудившей меня полностью изменить первоначальный план новой книги, и я включила сюда три старых и одновременно новых рассказа.
