Внучка берендеева в чародейской академии

1. Глава 1. Где речь идет о необходимости высшего образования для правильного обустройства личной жизни

- А ждет тебя, милая, дорога дальняя и дом казенный, - бабка отмахнулась от жирное мухи, которая норовила пристроиться на бабкиной морщинистой щеке.

- Чего?

- Того, Зосенька, учиться тебе надобно…

Разговору эту бабка заводила уж не первый раз. И говоря по правде, без особого успеху.

Учиться мне не хотелось. Вот никак… хотелось замуж и сильно, до того сильно, что аж в груди щемило. А поелику Божиня от щедрот своих грудью меня наделила обильной, то и щемило крепко.

Я отвернулась от бабки, которая нарочно энто гадание затеяла… как же, на женихов… сама опять про свою учебу…

Бабка вздохнула и листы, двойным крестом разложенные, сгребла.

- Зосенька, сама подумай, какие тут женихи…

- Ивашка…

…правда, бегает он за Марьянкою, только родители его этакой невестушке не обрадуются. У Марьянки из приданого – две куры рябые да полкозы, и то с сестрицею поделиться не могут, кому какую половину.

Бабка поджала сухонькие губы:

- Не будет на чужом горе ладу, - сказала строго. – Аль и вправду думаешь, что стерпится – слюбится?

Нет, тут-то она права, про Ивашку, это я не подумавши… ну посватаюсь… матушка его заставит… или батюшка… да только Марьянку свою он, небось, по их велению не разлюбит.

И будет к ней бегать.

А я?

Защемило сильней. А может, не в тоске любовной дело, но просто рубаха тесная? Только вот отступать я не привыкла.

- Тогда Демьян…

- Вдовый.

- И что?

- Трижды вдовый, - с намеком произнесла бабуля.

И вновь прав. Нет, Демьян – мужик хороший, и нет его вины в том, что женки его мрут, да только мне-то с того не легче.

Прокляли, небось.

Поговаривают, что будто бы еще дед евоный знахарку местную бросил по-за ради мельничихиной дочки, вот та и осерчала… не мельничиха, а знахарка.

Дурень, что и сказать. Кто ж в здравом-то уме знахарок злит? Говорят, та в лесу на осине повесилася, а перед тем деда Демьянова и весь его род прокляла. Нет, поначалу-то я не верила, но как за три года трех девок схоронили, тут-то народец и припомнил и батюшку Демьянова, который невесту в иных краях сыскал, и что прожила она недолго, и деда его добрым крепким словом помянули.

Нет, не рискну я за Демьяна идти. Да и он боле не пробует свататься. Так и будет в одиночку сына растить, бедолажный…

Муха все ж таки села на высокий бабкин лоб, крылцы сложила, лапки, знай, трет, довольная такая… к хлопотам, стало быть.

- Степка…

- Маменькин сынок, а с Глуздихою у тебя ладу не будет. Станете жить да гавкаться.

И то верно. Степка – парень славный, да только без маменьки своей он и до ветру не сходит. Она же, к единственному сыночку прикипевшая, только и поучает… трижды всех Барсуковских девок перебрала, и не нашла той, которая дорогого Степочки достойная.

- Ганька? Тимошка-скороход…

Я перечисляла имя за именем, но впустую. Оно и правда, пусть село наше, Большие Барсуки, и вправду велико, да только парней в нем не так, чтобы и много. Девок всяк больше. И каждой замуж охота, и каждую щемит, гонит бабья тоска, страх, перегореть-перелететь юные годы… они ж быстрые. Вчера девка, сегодня – баба, а завтра уже и старуха седая, дитями да внуками окруженная. Аль одинокая, что старостина сестрица, сухопарая да лядащая, с глазами завистливыми, с языком гадючьим. Слова-то доброго от нее не услышишь. А все почему? Потому как крепко на молодые годы женихов перебирала, вот и не заметила, как безмужнею осталась, бобылкою горькой.