Город любви

Нет определенной границы между «сном» и «явью», «жизнью» и «фантазией». То, что мы обычно считаем воображаемым, – может быть, высшая реальность мира, а всеми признанная реальность – может быть, самый страшный бред.

Валерий Яковлевич Брюсов

Я имени тебе не знаю,

Не назову.

Но я в мечтах тебя ласкаю…

И наяву!

Ты в зеркале еще безгрешней,

Прижмись ко мне.

Но как решить, что в жизни внешней

И что во сне?

Я слышу Нил… Закрыты ставни…

Песчаный зной…

Иль это только бред недавний,

Ты не со мной?

Иль, может, всё в мгновенной смене,

И нет имен,

И мы с тобой летим, как тени,

Как чей-то сон?..

Валерий Яковлевич Брюсов

Душа жаждет того, что утратила, и

уносится воображением в прошлое.

Петроний

…С легким шорохом отодвинулась занавеска, и вошел он – полностью обнаженный.

Адель замерла и ахнула: она впервые видела такое красивое тело. Широкие плечи с буграми округлых мышц переходили в плавно-рельефную мощь рук; крепкий торс держался на сильных ногах, медленно и твердо ступающих ей навстречу.

Он приблизился к Адель, взял ее дрожащую руку, поцеловал запястье, и его губы двинулись выше: к локтю, плечу, груди… Отбросив покрывало, он медленно, дюйм за дюймом, покрывал поцелуями ее горячее тело. Она вздрагивала и стонала, не в силах совладать с нахлынувшим на нее всепоглощающим восторгом. Она хотела его, она жаждала его тела, но при этом испытывала такое преклонение перед его мужественностью и величием, такое сильное волнение, что чувствовала в себе скорее сладостную истому, чем страсть.

Она нежилась под его жадными губами, с трудом веря в происходящее, но когда он приподнялся и стал ласкать ее руками, чуткими, умелыми пальцами, – слабость стала исчезать, уступив место испепеляющему, бурному желанию. В один миг ее тело из податливого и дрожащего превратилось в напряженное и пылающее – сильную гибкую плоть алчущей женщины. Она поддавалась и направляла, приказывала и подчинялась, властвовала и покорялась. Звезды падали в Тирренское море, луна серебристым глазом заглядывала в окно, и два тела слились воедино, утратив контроль над собой и обретя власть над вечностью…

Адель открыла глаза.

Огромный солнечный зайчик на потолке слегка подрагивал, словно с трудом сдерживая смех. Она протянула руку, пошарила по тумбочке и перевернула стеклом вниз лежавшее там зеркало. Хохочущий зайчик мигом исчез, и теперь ее сладкому сну ничего не мешало.

Сон… Адель почувствовала, как по телу пробежала сладострастная дрожь, и закрыла глаза в надежде вернуть удивительное сновидение. Интересно, кто это был? В чьих руках она сходила с ума от возбуждения? Только бы вспомнить его лицо…

Будильник! Отвратительный, раздражающий, мерзкий писк! Почему она не сменила мелодию? А главное, где этот чертов телефон?

Адель посмотрела на висящие на стене тихонько тикающие часы. Ровно полдень. Засыпать, пожалуй, уже не стоило, поэтому она рывком отбросила тонкое одеяло и решительно встала с кровати.

Эх, черт возьми, а все-таки как хорошо!

Огромная белоснежная спальня – пока полупустая, зато просторная, – легкие шторы из шелка и органзы, мягкий ковер на полу, панорамное окно в полстены, а за ним – ротонда в античном стиле и аккуратная зеленая лужайка… Это была первая ночь Адель в недавно построенном двухэтажном доме, купленном на ее собственные деньги в самом престижном районе города. Здесь совсем недавно закончили ремонт, и в воздухе еще витал запах краски, клея, дерева и еще чего-то неуловимо-неповторимого, чем пахнут только совершенно новые дома.