Тим

Ужинали мы, как обычно, вместе, за одним столом, на кухне. Отец – справа от двери, наверное, по привычке: как раз напротив на стене висел телек. Правда, сейчас он был выключен, смысла включать не было. Мать – спиной к двери. Я – спиной к телеку и лицом к отцу.

Мать приготовила борщ – вполне себе наваристый и годный, только мясо жестковатое, хотя варилось часа два, не меньше. Если вообразить, что это старая говядина, то ничего еда. Хлеб был еще теплым – мама сама его пекла раз в два-три дня. Сметаны не хватало, но не всё же сразу…

Перед родителями тоже стояли полные тарелки, но, пока я наворачивал за обе щеки, оба не притронулись к еде. Сидели, улыбались немного смущенно. Я старался не замечать этих улыбок. Когда я встану из-за стола и уйду в свою комнату, мать аккуратно выльет содержимое их с отцом тарелок обратно в кастрюлю, а кастрюлю, как остынет, поставит в холодильник.

Я им как-то уже говорил, что не стоит ломать передо мной комедию. Я ж и так знаю, что есть они не будут. Но отец забормотал, что традиции надо соблюдать. Какие традиции? Семейные?

– А дни-то все длиннее, – нарушил молчание отец, поглядев в окно. Там, за полупрозрачными занавесками, над городскими высотками заходило красное солнце. Его расплавленный диск перечеркивали веретенообразные облака, небрежно размазанные по тускнеющему небу.

– Так апрель уже, – поддакнул я, вымакивая куском хлеба остатки еды.

– Теплеет, – вздохнув, сказала мама. – Скоро лето. Самое время для путешествий…

– Каких путешествий? – не понял я.

– Загородных прогулок, например, – прищурился отец.

Я уставился на него. Он не отвел взгляда, но улыбка пропала. Я хмыкнул:

– Как же я вас-то брошу?

– Ну так… Ты уже взрослый, шестнадцать лет…

– Не в этом дело, – отрезал я.

Вмешалась мама:

– Ты ведь все понимаешь, Тима, сынок. Рано или поздно…

– Скорее поздно, чем рано, – снова перебил я. – Вы тоже все понимаете. Мне еще рано уходить. Я понимаю, лучше это сделать летом, когда тепло, но так ведь лето еще не настало, верно?

– Верно, – согласилась мать.

– Вот и отлично. – Я тоже кинул взгляд за окно. Огненный шар удивительно быстро уходил за горизонт. Пора спешить. – Ладно. Чая не надо, я воды попью у себя в комнате. Пойду, зубы почищу…

Когда вышел из ванной, в темном коридоре наткнулся на мать. Вздрогнул.

– Ты чего, ма?

– Ничего, – смутилась та. – Ты дверь не забудь закрыть, хорошо?

– Не забуду, – заворчал я.

Прошел в свою комнату, включил лампу, осветившую привычный бардак: кучу книг на столе и кровати, полуразобранный радиоприемник, рацию и набор бит, ножей и ружье. Патронов к этому ружью найти больше не удавалось, хотя я облазил весь город.

Мать продолжала стоять на пороге, теребя пояс домашнего халата.

– Спокойной ночи, – бодро сказал я.

Она радостно и виновато улыбнулась.

Не переступая порога, я чуть наклонился и поцеловал ее в щеку. Щека была холодная. Потом я закрыл перед ней тяжелую металлическую дверь, задвинул несколько задвижек, щелкнул замком. В двери имелся глазок, закрытый пробкой. Я сделал движение – хотел вынуть пробку и выглянуть в коридор, посмотреть, там ли мать, но не осмелился.

И так понятно, что там.

Некоторое время я безуспешно пытался починить приемник, потом бросил. Зачем? Надеюсь поймать передачу? Почитал книжки, думая о другом. В последнее время литературный вымысел только раздражал. Раньше у меня был ворох книг по маркетингу, успешному менеджменту, всякие пособия по тому, как разбогатеть, особо не напрягаясь, но их я выбросил вместе с прочим хламом. Я мечтал поступить на финансовый, но теперь мечтам не суждено сбыться.