Голос за пределами тьмы

Ребята сидели у костра и ели сосиски, только-что приготовленные на огне. В их маленьком отряде было всего шесть людей: пятеро детей и один взрослый. Прием пищи был для них ужином, после которого они должны были лечь спать, ведь время шло уже за десятый час, и на лагерь опустилась холодная, непроглядная тьма.

– Так по мне, Бенедикт, смысл жизни в том, чтобы есть сладкое и целыми днями делать все, что захочется!

– Нет! – перебила Ка́йла Фрида. – Смысл в том, чтобы добиться всех целей, поставленных перед собой. Какой смысл целыми днями есть одно сладкое? Это же глупо.

– А если это – моя цель в жизни, тогда что? Или это за цель не считается?! – возразил Кайл.

Тут Фрида призадумалась и покасила глаза на свой нос, как она всегда это делает, когда думает над сложной школьной задачей.

Найдя секунду тишины среди спора друзей, Шон сказал:

– А я думал, что смысл заключается в хорошо оплачиваемой работе, постройке семьи и дома… Нет?..

Споры о смысле жизни шли еще долго, и за это время каждый из ребят придумал по несколько смыслов и успел столько же раз их сменить.

Бенедикт даже предположить не мог, какую дискуссию вызовет у ребят, задав такой непростой, но кажущийся на первый взгляд элементарным, вопрос. Он слушал и слушал детей, не смея прерывать или вклиниваться в их дискуссию.

В конечном итоге, уставший от споров Кайл спросил у Бенедикта:

– Дядя Банедикт, а что, по-вашему, такое смысл жизни? Вы вот уже долго живете и точно разобрались в этом!

На заданный вопрос Банедикт лишь рассмеялся и пошевелил палкой угли в костре.

– Знаете, ребятки… – тут старик задумался – Давайте, я расскажу вам одну историю, которая приключилась со мной давным-давно, когда я выпустился из ВУЗа и уже проработал учителем истории лет так, наверное, десять… История эта необычная, и вам она может показаться какой-то сказкой, но она была, и я знаю это точно.

Бенедикт опустил взгляд и долго смотрел на языки пламени.

Все ребята были охвачены волнением перед очередной захватывающей историей и ждали, затаив дыхание. Наконец, находясь под пятью пристальными взглядами, Бенедикт начал свой рассказ…

***

Это было весной, перед летними каникулами. Тогда я с моим коллегой – которого вы знаете – Фридрихом, готовились к важному мероприятию, посвященному последнему звонку. Мероприятие должно было состояться через пару дней и поэтому мы усердно занимались подготовкой. Как часто это бывает, неравнодушные ученики решили помочь нам в приготовлении и взяли часть работы на себя, за что я им по сей день очень благодарен. И среди них, учеников, был обучающийся двенадцатого, если память не изменяет, класса – Адриэль. Это очень умный и, самое главное, невероятно добрый и отзывчивый человек. Он всегда всем помогал. Бывало, придешь на работу без настроения, а у тебя первый урок в его классе: так эта лучезарная улыбка и добрые глаза наполняли энергией и позитивом. Чудесный человек, ей-богу чудесный! Вся школа его знала и любила.

Но вот что важно отметить: в последние месяцы Адриэль в школе не появлялся от слова вообще, что для него не характерно, ведь тот никогда не отсиживался дома, и пришел только на помощь подготовки к мероприятию со своими друзьями. Мы с другими учителями списывали отсутствие Адриэля на экзамены, ведь они уже совсем скоро; вот человек и ушел с головой в подготовку, тогда все так делали. Да и сейчас тоже… Но… – тут старик сделал невероятно долгую паузу, будто что-то вспоминая – когда он зашел в актовый зал, – где я с Фридрихом подготавливались – мы увидели совершенно другого человека, незнакомого нам: вся кожа белая, как офисная бумага, под глазами страшные чёрные, как космическая материя, круги, а все тело еле ходит, опираясь на трость, то и дело дрожа при каждом движении от слабости. Даже от улыбки ничего не осталось: вместо нее были плотно сжатые, высохшие губы, выражающие нескончаемые страдания…