Жизнь – сложная штука. Рассказы

На нем была грязная, порванная под мышками кожаная зеленая куртка; ботинки – не лучше. Из-под мятой рыжей кепки выбивались давно не чесанные, с проседью, ломкие волосы. Худой, бледный, небритый – бомж, пропойца. Но ни тем, ни другим он не был. Он выпивал, но не напивался; было жилье – комната в секции.

Он уже третий год не работал, побирался. Конечно, жизнью это назвать нельзя – выживание. Он не унывал. «На хлеб есть, вода бесплатно», – говорил он себе, шутил. Через год на пенсию. Чего еще надо? Неплохо устроился, сэр. Бывает хуже. А что может быть хуже? Можно сломать себе шею, остаться без руки, ноги…

Он шел, понуро опустив голову, смотрел под ноги, искал деньги, мелочь; находил он и зажигалки, ручки… было и съестное. Была осень. Жухлый лист еще трепыхался на ветру. До магазина «Садко», где он сидел побирался, было не далеко. Он не торопился. Да и куда было торопиться? Его место у дверей всегда было свободно. Магазин только открылся, посетителей было мало. День только начинался, и все было впереди – и мелочь, деньги, и кусок хлеба.

Не думал он, что вот так придется стоять с протянутой рукой. Ну ладно бы калека, а то руки-ноги целы – и милостыня. Он раньше не понимал, как это можно – стоять с протянутой рукой, всеми презираемым. И вот сам теперь побирался. А ведь была семья, работа… Жить бы да жить, а оно вон как все обернулось. А началось все с того, болезнь это была или что, что он охладел к жене, не надо стало женщину. Жена была на десять лет моложе. Ей надо было мужика, а он не мог. Если раз в неделю получалось – хорошо. Жена заскучала, стала выпивать, задерживаться на работе. Скоро совсем потеряла всякий стыд. Раз он пришел с работы – в квартире любовник. Он ушел из дома. Это было в феврале. Мороз. Как так можно при живом муже… Нет, он бы так не смог. Можно было сказать, по-хорошему разойтись, подать на развод… Зачем так делать?.. По-скотски! Это чудовищно. Жена-чудовище… Сказать: уходи, ты мне не нужен! Раньше был нужен, а сейчас не нужен! Как вещь какая. Он пошел в парк, потом – на вокзал, опять в парк, вышел к дому – на кухне горел свет. Был второй час ночи. Жена, наверное, с любовником в свое удовольствие проводила время. Он не мог жене этого простить. «Все! Все кончено!» – заговорил он сам с собой. Раньше он сам с собой не разговаривал. Дома нечего делать. Все! Все! Он опять пошел в парк. Впереди целая ночь. Было холодно. Надо было что-то делать. Можно было переночевать у сестры, но он не хотел лишних разговоров. Можно было сказать, что поругался, но он не хотел обманывать. Он не хотел на кого-то перекладывать свои проблемы. Он должен их решать сам. Сам! Сам!

Он уже час ходил. Устал. Не молодой. А еще только полтретьего. До утра далеко. Он пошел на вокзал, больше ничего не оставалось делать. В зале ожидания было человек десять. Он прошел в конец зала, забился в угол. Дома он рано ложился спать.

Он никак не мог согреться и мелко дрожал всем телом. Это были нервы. Внешне он был спокоен. Пришла электричка, и зал ожидания на две трети опустел. С час он просидел на вокзале, сна не было, вышел на перрон. На улице все так же было холодно. Тянуло домой. Дома на кухне света уже не было. «Хорошо», – опять заговорил он сам с собой. «Что хорошо?» – не понял он. «Хорошо – и все!» Он опять кружил по городу – до аптеки и обратно – измучился, вернулся на вокзал. До утра он три раза вот так ходил в город – возвращался на вокзал. В девять тридцать пошел домой: жена в девять уходила на работу. Дома никого не было. Он, не раздеваясь, в пальто, прошел на кухню. На столе стояла недопитая бутылка вина, в кастрюле – закуска, винегрет. В холодильнике были сосиски, рыба. Он ничего не взял, хотя и был голодный. Потом он прошел в спальню – кровать была наспех заправлена, на полу – пепел… Он опять пошел на кухню, потом в комнату, на кухню.