Я родилась в Снегиревке. Это как пароль. Кто не знает этого роддома в Петербурге. А жили мы на Маяковского 19, совсем рядом. На последнем пятом этаже, в большой коммунальной квартире с печкой, в огне которой сгорела моя первая кукла, посаженная папой очень близко (он хотел, чтобы клей скорее засох), с длинным коридором, по которому я каталась на велосипеде (квартира была отгороженная, анфилада комнат. Двери между ними заклеены обоями. А справа коридор), с кухней с четырьмя плитами, на одной из конфорок которой кипятили воду, чтобы меня купать. Потом несли эти кастрюльки по коридору бегом, чтобы не остыли. Гладили пеленки в двух сторон.
В эту квартиру бабушка обменялась после войны, когда, вернувшись из эвакуации, обнаружила, что в одну из ее двух комнат на Подольской 7, в проходную. заселили еще одну семью.
А здесь в соседней комнате жила мамина двоюродная сестра, Милочка, студентка консерватории, всю комнату которой занимал рояль. Потом я под ним играла в кубики.
В коридоре было два окна. Из одного окна можно было выйти на крышу соседнего четырехэтажного дома, что и делала пианистка Милочка, загорая по весне. Там же сушили белье
Милочка по шесть часов в день играла гаммы. Слышимость была прекрасная. Бабушка говорила, что никакие другие соседи бы не выдержали. А бабушке нравились эти гаммы. Милочка была младшей дочерью бабушкиного младшего брата, веселого и остроумного.
Следующую комнату занимала тетя Лина, сестра жены бабушкиного брата. Она жила там с сыном и невесткой.
Потом за поворотом была комната дедушкиного брата. Он жил там со старшей дочерью Леонорой, тетей Лялей и ее семьей, мужем и двумя сыновьями. Жена бабушкиного брата очень рано умерла. Впрочем, может он и с Милочкой жил, не знаю Потом шли две смежные комнаты неизвестных мне людей. Не помню их совершенно. Потом ванна с дровяным отоплением, там только стирали, мыться ходили в баню, потом туалет, куда всегда стояла очередь. А мы с бабушкином братом вели там интенсивную переписку. В основном это были стихи.
«Желаю всем огромного здоровья», -писала я на клочках бумаги в клеточку, висевших на гвоздике.
«И пейте, пейте молоко коровье», – отвечал он.
Все остальные смеялись. Потом шла кухня с четырьмя плитами, потом дверь на черную лестницу.
Поскольку квартира была на последнем пятом этаже. То существовал переход в школу, выходившую на Некрасова. Из окна нашей комнаты, окна во двор, видны были классы, ребята в галстуках, на переменках снующие туда-сюда.
Двор колодец, поленницы дров, на первом этаже жил «доктор Рапопорт», насмешивший меня своей фамилией (я долго считала что два слога « по» это слишком много и там ошибка)
Мы переехали на Петроградскую когда мне было два года, так что жизнь свою в этой коммуналке я помню довольно смутно, скорее уже по тем временам, когда бабушка забирала меня на выходные к себе, водила на английский в «Дом работников Искусств», что на Невском, куда меня взяли по блату- папа с мамой инженеры, а бабушка врач. Какие же они работники искусств?
