Майка
Копить она обожала. Нет, не деньги, хотя и деньги тоже откладывала легко, как будто даже ни в чем себя не ограничивая. Просто складывала сначала купюру к купюре, а потом, когда уже на картах все стало, циферку к циферке, и они множились и росли постепенно, как будто сами по себе. Но даже больше этого любила собирать, можно так сказать, коллекции всех видов и мастей. Всякие акции и тому подобная дребедень, где нужно набрать определенное количество фишек, печатей, марочек, еще чего-нибудь, чтобы получить за полцены очередной никому не нужный ножик или сковородку – вот никогда не могла пройти мимо. И копились эти бессчетные бумажки на полке в коридоре, и выбрасывались потом приехавшей в гости мамой, без разбора.
Точно также с удовольствием собирала Майка когда-то в зачетке оценки и автографы преподавателей в каждую сессию. Или еще до этого, в школе, когда давали им учить стихи, и надо было на отдельном листе в столбик писать названия этих стихов – а когда сдавали наизусть учительнице, она напротив каждого расписывалась. А потом, когда родила уже дочь, обнаружила новый виток своей страсти – в месяц, в три, полгода и когда там еще, когда младенцам надо проходить бесконечных врачей и сдавать анализы, она делала это с дочерью почти с удовольствием, потому что так же на бумажке писала список и могла проставить потом свои заветные галочки. Ну а что такого, у каждого свои, скажем так, прибабахи. Тем более что ее этот как раз понятно, от кого достался – от деда. Тот тоже был вдохновенным и очевидным собирателем.
Дед, правда, еще и под ногами всегда что-то находил. То часы с улицы притащит, то цепочку серебряную. Этот его искательный талант перешел уже не к Майке, а к ее дочери – правнучке, выходит. Та еще в яслях таскала с прогулок монетки в карманах, и по вечерам, когда приходила за ней мать, с гордостью свое богатство перед ней вываливала: «а угадай, что у меня есть?» А может, и не было тут никакого секрета и таланта, просто и дед, и маленькая Нютка до жути любопытны были ко всяким незаметным вроде штучкам, и под ноги всегда поглядывали с удовольствием. Хотя вот взять того же Нюткиного папашку – такой же ведь любитель замечать всякие мелочи и нестандартности, но от этого и знатный ловец ворон, вечно в своем мире и тоже взгляд в пол – и при этом ни одной монетки никогда не находил. А Нютка вроде и под ноги не смотрит – а находит. Жалко, дед умер, когда ей год всего был, вот кто точно б оценил.
Но вообще-то копил он, конечно же, больше деньги. Причем как ему это удавалось при обычной российской пенсии, да причем удавалось так, что бабушка ни о чем даже не догадывалась – вот уж загадка так загадка. И тем не менее сначала внучке Майке на двадцать пять лет вручил торжественно сберкнижку, на которой лежали двадцать пять тысяч рублей (и очень кстати эти деньги оказались, выручали много раз, и в том числе во время и первого, и второго большого переезда, и в благодарность деду Майка всегда потом держала неприкосновенный запас именно в такой цифре), а потом и дочери своей, Майкиной матери, на ее полтинник – такую же вручил сберкнижку, на которой было пятьдесят тысяч. Бабушка только охала с плохо скрываемой гордостью.
А у мамы ведь, кажется, до сих пор хранится крупная купюра, в числе прочих оставшаяся после деда, на которой его рукой надписана дата, когда он эту пятерку получил из рук почтальонной тетки, которая пенсию разносила, а ниже – размашистая его шикарная роспись, такая подлинная и уверенная, что даже не верится, что деда не стало всего месяца через два после. А может, и слава богу, что не верится.
