Три ада

Оконченная пьеса для электрического пианино

Я жестокий,

                     будто Коба,

                                          я закован

в океан,

но бурей

                     было

                              всегда

                                          мало.

Мой смычковый опиат:

снег комом —

                            бриллиант

превратился в фельетона

                                           фолиант,

                      правда – так!

Полуто́ны камертона

прозвучат в моих полутона́х.

Часов я спал —

                            полутора,

но проснуться мне

к

                              у т р у

                                          пора,

чтобы

                               д н ё м

вам доказать,

что

                               в е ч е р о м

хоть что-то сто́ю я.

А

                              н о ч ь ю

поставят статую,

                     где стою́ я

                                          на троне —

семнадцатилетний.

                                          Хвалю себя —

как самоопыление.

Я хочу докричаться —

                                                   в р у п о р,

свои мысли заселять вам,

                                                   как р у п о р,

но походу мне свяжут

                                                    р у к и.

Мысли —

                     пейзажи,

                                          но смыслы —

                                                                            как

                                                                                            пятиэтажки,

давит

тяжесть

                              в двести

                              двадцать

                              тон;

я

           в них

                     заточён,

я

          в них

                     звездочёт;

я зато́чен звёздами —

                                                      не в р у я.

Когда черчу буквы,

                                          мои руки воздушные,

как тревога.

Курю Черчилля,

                                 пью Честера,

                                                               переплюну Бродского.

Когда-то хотел

я лишь только покушать,

я теперь

голоден до

                     черепушек —

это инфляция счастья сушит.

Я докричусь

на суши до них

                     через пушки.

Красота

самоценного

слова

шатка,

но

       проникнет

                            в бульвары

                                                     лезвием.

Я спрятал

нож-бабочку

за бабочкой

                     на рубашке,

чтобы резать

у ночных бабочек

их бабочек

                     в животе.

Я хочу докричаться —

                                                   в р у п о р,

свои мысли заселять вам,

                                                   как р у п о р,

но походу мне свяжут

                                                    р у к и.

Мысли —

                     пейзажи,

                                          но смыслы —

                                                                            как

                                                                                            пятиэтажки,

давит

тяжесть

                              в двести

                              двадцать

                              тон;

я

           в них

                     заточён,

я

          в них