Сны о другом мире

Маша Че

Блокнот с пожелтевшими страницами. И он еще пуст, но уже безумно стар. От постоянных ветров и бурь, в месте, где не осталось и намека на солнце. Зато есть исписанные заборы. И немного нагловатой нецензурщины, которая также предательски стара и неразборчива. Только я, преодолевая каждый день путь от своего жилища до трудовой базы, пытаюсь угадать выцветшие слова на заборе, который давно даже не выполняет роль забора, а просто красуется в нашем грозовом поле. Тут всегда сложно дышать. Тут всегда одиноко и пахнет тревогой. А еще спрятанными в кармане зефирками. Тайными зефирками. И явными проблемами со счастьем в этом мире.

Опять мои мысли в засаленном пожелтевшем блокноте. И это не самый лучший выбор досуга с моей стороны. Лучше бы, дура, забор покрасила. Или взяла лишнюю трудовую смену для повышения эффективности показателей. У нас давно не принято излагать свои чувства и марать ими бумагу. Да что там не принято – запрещено! Зато принято усердно трудиться во благо Великой партии. Но только не писать! Ни-ког-да! Всех писак давно истребили, оставив только молчаливые тени…

Меня зовут А. Стойте! Меня так давно никто не зовет по имени. Ведь это тоже не приветствуется. Зато у меня есть порядковый номер. Солидный такой. В восемь цифр и два тире. Длинный. Как и полагается бригадиру трудового подразделения. Номер, в котором важна каждая циферка, но совершенно не важно, есть ли в реальной жизни у меня чувства и мозги.

Грозы в нашем поселке не прекращаются уже неделю, заставляя людей лишний раз не выходить в поля. Я же выхожу все равно. Потому что мне нужны гусеницы. И дождевые черви. Из них получается неплохая настойка. А зефир у меня уже есть. Сла-а-а-денький та-а-а-кой. Синтетический и совершенно не сытный, но умеющий профессионально, на химическом уровне обманывать сознание, претворяясь сочными фруктами. Которые я, кстати, не пробовала целую вечность. Кто докажет, что они должны быть именно такого вкуса???

Зато черви и гусеницы настоящие. Жирные, с блевотным привкусом. А еще в матрасе спрятанные чернила и перья. Их мне достал один мутный знакомый из соседнего отряда. Он в свою очередь отдал за них душу продавцу из Большого города, а я ему подарила механические импульсы по закону бартера, совершенно не связанные с любовью. Любовь. Это еще одно слово в запретной секции нашего мира…

Ты что, не слышишь меня???»

Мне было безумно страшно. Я сидела на бетонной плите возле нашего дома, такого родного, с парадными колоннами в шесть этажей и резными балконами. Всего двенадцать квартир. Просторных и таких одиноких. Я не видела соседей уже больше месяца. А сегодня мама не открыла мне. Зато щелкнула оконными рамами и прошипела: «Уходи!..».

И весь мир рухнул в мои пятнадцать лет. Просто. Одним засовом. Одним словом.

Если бы на нашей трудовой базе были психологи, я бы стала пациентом номер один. И номер два. И три. Я бы просто заполнила все их скрупулезное профессиональное пространство своими слезами и кошмарами. Я тогда обнимала смерть. А она не отвечала мне взаимностью. И никогда после.

В нашем туманном мире давно нет бога, или в кого там верили наши предки. Мы не молимся. Мы не скорбим и не подставляем щеки.