Технология создания партии

Строительство партий «снизу» в России 1990-х годов напоминало броуновское движение молекул, из суеты которого заметно выделялись КПРФ и ЛДПР. Первая с легкостью восстановилась из обломков КПСС, полностью воспроизведя прежнюю структуру, и с тех пор, став непременной частью парламентского истеблишмента, медленно тает, несмотря на некоторый приток молодежи. Вторая, вопреки широко распространенному мнению о том, что, кроме персонального бренда Жириновского, в этой партии ничего и никого нет, сформировала довольно устойчивую систему отделений. Она стала частью того же истеблишмента, и в ходе ближайших выборов у нее есть шансы удержаться на плаву.

Возникшие чуть позже СПС и «Яблоко» давно маргинализовались и, несмотря на героические усилия Никиты Белых переформатировать СПС, будущее и для нее не просматривается, тогда как Григорий Явлинский с какой-то свирепой решимостью ведет «Яблоко» к самоликвидации. Прошла череда «партий власти», начиная от НДР и заканчивая нынешним «кремлевским проектом» – «Единой Россией». Последняя, однако, уже вышла из рамок «административного проекта» и стала партией широкого народного представительства.

Все это совершенно закономерно. Время идеологических партий во всем мире завершается, а с ним вместе исчезает само основание для той формы многопартийности, что исходно базировалась на противостоянии более или менее четких доктрин. На противостоянии контрастных образов будущего. Каких-то двадцать лет назад еще нельзя было и помыслить о возможности формирования устойчивой коалиции ХСС и СДПГ в Германии. Совсем недавно нельзя было представить, что голлист Саркози, победивший социалистов с не слишком внушительным перевесом, тут же предложит ряду соперников войти в правительство, а они это предложение примут. Британские лейбористы давно уже консервативнее консерваторов и т. д. Разумеется, есть оттеночные различия между верхами демократов и республиканцев в США, но эти различия уж точно не имеют отношения к базовой идеологии Pax Americana, которая у этих вечных оппонентов одна на двоих. И т. д. Случаются и вовсе любопытные ситуации, когда, как в Бельгии, никак не получалось сложить правительство по той причине, что в тупик зашли не партии как таковые, а валлонские и фламандские когорты во всех партиях.

Разумеется, процесс идет и неравномерно, и не слишком быстро, поскольку матрицы электорального поведения европейцев, унаследованного от дедов, штука довольно устойчивая, хотя и запутавшаяся в странном здании Европарламента. Так или иначе, но тренд вполне ясно прорисован что на Западе, что на Востоке.

В мире, где все и вся определяется экономико-технологическими картами, а люди в явном большинстве увлечены трудностями потребления товаров и услуг, внутри общества для массовой идеологии не осталось места. Осталось место для конкуренции проектов, каждый из которых означает контроль над финансовым потоком. Осталось место для конкуренции между носителями разных технологий осуществления проектов. У наиболее сильных стран или ассоциаций стран вроде Евросоюза это собственные проекты, которые разрабатываются с учетом чужих проектов. У слабых стран своих проектов не может быть, и они заняты конкуренцией с другими слабыми странами за то, чтобы им нашлось место в чужих проектах. Россия, у которой вновь появился шанс стать сильной – пока еще, впрочем, довольно скромный шанс, – должна сформировать свой проект, поскольку позиция надежного поставщика энергоресурсов – это проект чужой. Значит, перед нашей страной во весь рост встала проблема выбора, и не менее тяжела задача минимизации рисков при его осуществлении.