Женщинам к просмотру не рекомендуется

На этом все и закончилось.

Обидно, что именно так. Он смотрел ей вслед.

Она уходила от него по узкой проселочной дороге.

С одного и другого края стояли дома с желтыми окнами. Над головой нависало звездное небо последних дней августа, который уже не мог повториться, как и любовь.

Он понимал, что она плачет. Он чувствовал ее

боль, как свою. Она обернулась и поняла, что – да, чувствует.

«Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она…», – он не вовремя вспомнил слова старой лирической песни. Улыбнулся от бессилия.

Когда она вошла во двор, Вадим поплелся в сторону центра, наблюдая себя как бы со стороны. Он казался себе героем слезливой мелодрамы, что подходила к финалу, следующую серию которой можно было посмотреть теперь только в другой жизни. Еще бы такую омерзительную музыку, под которую обычно домохозяйки плачут – и вот тебе триумф банальности и пошлости. Добрел до поста советов, присел на скамейку и долго всматривался в подсвеченный памятник какого-то героя. Разглядел на его спине надпись на английском Mraz.

Только бы хватило воли выкинуть ее из головы так, чтобы враз, навсегда, без компромиссов и сожалений. Хвост надо рубить сразу. Так легче, так проще. Никаких прощальных писем и воспоминаний.

Время возвращаться домой. Вадим встал со скамейки, закурил и выдохнул дым в сторону темного леса. Пахло травой и свежей стружкой. За спиной было слышно где-то далеко проходящий поезд. Поселок отметил субботний вечер и мирно спал, никому не было дела до каких-то там не свершенных любовей.

После того как Вадим уехал на такси, к памятнику подошли несколько подростков и посветили вверх фонариками. Лучи растворились в ночном небе. Со стороны их увидел проходящий мужчина, он усмехнулся бессмысленности происходящего.

«Гнать бы таких в три шеи», – подумал он, догадавшись, что это устраивает акции подрастающая оппозиция. И чего ей хочется? Перемен? На-ивные. Мужчина, почти пройдя поворот, все-таки не выдержал, захотелось разобраться, алкоголь требовал политических дебатов.

Вадим заявился в театр с утра с тяжелой головой, перед репетицией выпил крепкого чая. Не помогло, клонило в сон. Работа над навязанным ад-министрацией спектаклем раздражала. Как сказал директор театра, зрителям надо про любовь, им это нравится, особенно женщинам. А театр в основном и посещают женщины.

Вадим сел в темный зрительский зал, сказал помрежу, что следует начать репетицию с драматической части, танцы-пляски потом. Итак – со второго действия, рабочее название этой сцены для себя режиссер-постановщик определил как «после секса».

Выгородка была установлена. Вадим дал сигнал жестом руки, чтобы световики заняли места, звуковики тоже были уже наготове. Через две недели премьера, быстрее бы отмучиться – и в отпуск.

Актеры играли примерно так, как Вадим с них и требовал: он особо не обсуждал с ними их роли, плевал на все это. Что зрителям понравятся повы-шенные и надрывные интонации, было понятно.

В ситуации, когда приходилось что-то делать по велению руководства, он всегда проговаривал про себя фразу из старой песни: «Я подкину пару за-морочек про гашиш, про женщин, про вино. Это им так нужно, ведь без этого так скучно. Им другого в жизни не дано».

Реплика, диалог, монолог, все громче и громче герои. Слезы Эвридики – то, что нужно театру, который должен от муниципалитета получить суб-сидии на световое оборудование. И еще грустной музыки побольше. Да такой убогой, которой вчера не хватило. В этом деле все просто, надо привлечь хорошего художника, чтобы декорации по уму запланировал: луну трехмерную на задник залепил, чтобы трагедию обострила – и дамочки в слезах, мужчины ничего не поняли, но горды, что побыва-ли в театре, просветились. Никакой политики, никакой элементарной, сиюминутной и колкой правды, только извечная и красивая любовь за которую не привлекут, не растерзают цензоры и морализа-торы. Начальство будет довольно. Пришедший на премьеру мэр подарит бутылку дорогого коньяка и цветы из итальянского магазина. Произнесет пламенную речь, от которой станет совсем тошно.