Петька счастлив

Скажем, живете вы в нескучном городе Москве. Тут министр и другой председатель, там хлеще – иностранец; витрина, авто и прочий шик – никакого приключения. А поместите себя в Свердловск, да в зачаток шестидесятых – роман.

Под военные мероприятия запихнули в местечко всю военную промышленность России. При пушке и мыслительный человек мелькнет. Обнесли город пряслом – живи, молчи. А какое молчи, когда пушечный станок на себе беременная баба перетаскивала. Вот два десятка годков минули и вылупился смешливый и резвый народ. Куда девать? Поставили университет, другой институт. Мама родная – никак консерватория за углом мутнеет. Роман, словом.

Но до беллетристики ли советскому пионеру Петьке Васильеву, если Гитара в должности. Пакость и оторва, из последних первая, и нипочем, что географией заведует. Гитарой нарекли, понятно, из-за рельефной конфигурации туловища. Замечательно известно, контур – единственная симпатичная принадлежность учителки, как и то, что явление не освободит Петю от родительского возмездия.

Суть эксцесса. Идет объяснение материала, где упоминается сельдь. Петя добросовестно спрашивает:

– Марья Даниловна, а селедку из моря добывают соленую или нет?

Ответ таков:

– Ты что, Васильев, издеваешься?

И ведь он прощен, отвращает гражданка милостивый взгляд и посторонние слова классу впихивает. Нет же, лукавый, вожжа, прерывает Петя благообразную речь учительницы:

– Так я не понял, соленую или нет?

Закрывает устало мадам глаза и устно выражает желание лицезреть родителей… Оно, конечно, донял сегодня Петя инструментарий, вел себя на уроке вызывающе и вообще наворотил, но как не понимать, что поведение парня суть происки естественного ликования… В чем оказия? Получите. В наш закрытый, героический город завтра приезжает не какой-либо гражданин иностранного производства, а самый природный… Фидель Кастро… А!? Как вам форс-мажорец!?

Петя понуро идет домой. Чем Гитаре вопрос не понравился?.. Впрочем, не впрямь ли глуп? Взгляните, море соленое – стало быть, и селедка аналогична. Вот дурак, как сразу не допер! Хм, опять же морской окунь, мучицей обвяленный, объеденье и смак, отнюдь не таков. Беда, чего-то Петя недопетривает.

Ох не время сообщению, намедни докуку родителям уже учинил. Поцапались с одним парнем, зарядил Петя тому для соразмерности обстоятельств. Ну, припухло око – нет, приволоклась мамаша, наворотила несусветного. Соболезнования ради родная маман «профилактику» (метр-палку изрядной толщины) о Петин организм надвое сокрушила. Нда! Прискорбные предметы надо для сохранности припрятать – скора на мзду родительница… Ну разумеется – вся местная птица дохает, один дикий голубь прошумел, и тот умудрился Пете на плечо напакостить. Да добро бы голубь, а то, поди, ворона.

Впрочем, одиннадцать лет, какие могут быть страдания? Вот промахнул, рявкнув приветливо, косой грузовичок, обдавая вкуснятиной выхлопа, вон шляется в густом небе чумазое, в потеках, дикое облако, – а не корявая ли фигура Вовки Мочалова неприкаянно маячит в перспективах?.. Собственно, о чем голове болеть: не сообщать о вызове можно часов до восьми вечера. Наказание, которое можно ожидать сегодня, это угол. Ну, угол! Вы ж прикиньте, есть старшая сестра Марина, по которой сходят с ума (дурные же головы) парни. На волейбольной площадке, что перед окном Васильевых, молодежь будет шуровать, выпендриваясь перед Маринкой, которая что коза скачет тут же. Петя станет очень спокойно слушать Эмиля Горовца или Жана Татляна, которые наяривают из васильевского проигрывателя, что стоит на табурете возле площадки и работает через удлинитель, проведенный как раз в угол к Пете. Поставят, наконец, пластинку, где Магомаев затеет задорно страдать: «Марина, Марина, Марина». Малый выдернет штепсель, и когда сеструха подбежит к окну, требуя прекратить безобразие, любимый братец дополнит Муслима: «Чего ты лежишь, как перина». Это ли не компенсация злоключений?.. Да помилуйте, какие еще преамбулы, когда грядет Фиделиус!