Бортпроводница

Сначала она ощутила запах гостиничного шампуня – что-то восточное, с нотками аниса, – потом, открыв глаза, отметила, что свет из окна немного иной, не такой, как в номерах, где обычно останавливается экипаж. Утреннее солнце пробивалось в щель между бархатными (какой шик!) шторами; белая полоса тянулась от пола до потолка и падала на ковер. Она моргнула – не потому, что солнце било в глаза, а потому, что где-то за ними глухо колотилась боль. Хотелось пить. Понадобится цунами, чтобы унять надвигающееся похмелье. Хорошо бы принять адвил, но, похоже, до таблеток, которые она в такие моменты закидывала в себя, как конфетки, добраться будет трудновато. Они в аптечке в ее номере. В другой гостинице.

Это точно не ее отель, значит – его. Неужто вернулась? Похоже на то. Она была уверена, что ушла. Ушла в куда более скромную гостиницу, предоставленную авиакомпанией. По крайней мере, так планировалось. В конце концов, ей сегодня утром в рейс.

Она перевернулась на спину. Мозг осторожно нащупывал вопросы, самым важным и самым привычным из которых был: сколько времени? Часов не видно – похоже, стоят по другую сторону кровати. На прикроватной тумбочке с ее стороны – телефон и фарфоровый поднос с финиками, песочным печеньем и тремя идеальными кубиками рахат-лукума, в каждый из которых воткнута серебряная шпажка размером с зубочистку.

Сколько времени? В 11:15 нужно быть в вестибюле гостиницы – своей гостиницы – вместе с экипажем, откуда микроавтобус повезет их в аэропорт. Рейс до Парижа. Об остальном она подумает позже. В частности, как найти в себе силы спустить ноги с кровати и сесть – задача, которая, судя по всему, потребует храбрости, достойной олимпийского гимнаста.

Она медленно и глубоко вдохнула через нос, издав тихий свист, и на сей раз ощутила запах, более отчетливый, чем аромат аниса, – запах секса. Да, номер, без сомнения, благоухал дорогим шампунем, но она чувствовала, что от нее – и от него – исходит оставшийся с прошлой ночи запах телесных выделений. Он тихонько спал рядом. Она увидит его, когда повернется. Когда сядет на кровати.

Господи, надо было отвести его к себе. Но за ужином он протянул ей ключ от своего номера, сообщил, что вернется к девяти, и попросил подождать. Что она и сделала. Она оказалась в люксе, огромном – больше ее квартирки на Манхэттене – и безупречно обставленном. В гостиной стоял кофейный столик, инкрустированный перламутром, отполированные деревянные поверхности отражали свет, словно полная луна. В баре обнаружилась бутылка скотча – в настоящем баре, а не в минибаре и не в холодильнике из общежития, на единственной полке которого стоит пара банок диетической колы. Все это наверняка стоило не меньше месячного содержания ее нью-йоркской квартиры.

Она снова закрыла глаза – на сей раз от стыда и отвращения. Она напомнила себе, что это в ее стиле – да-да, она именно такая, – попытавшись хоть немного сбить накал овладевшего ею презрения к себе. Ведь она отлично развлеклась прошлой ночью? Ну конечно! Скорее всего.