Солнце самоубийц - Эфраим Баух

Солнце самоубийц

Страниц

150

Год

1994

"Солнце самоубийц": роман об эмиграции и поиске себя

Роман "Солнце самоубийц" авторства Эфраима Бауха является неповторимым произведением, в котором описываются сны и жизнь эмигрантов. Для них эмиграция - это не только новая страна и место жительства, это их молодость, родина и убежище. Однако когда эти иллюзии рушатся, открывается непреодолимое ощущение одиночества и жуткой тоски, которая манит к самоубийству.

Герои романа в 70-х годах покинули Советский Союз и обрели свободу. Они знакомятся с новым миром, пьют воздух свободы и одновременно страдают, тоскуют, любят и ищут свое место в нем. Роман продолжает оставаться актуальным даже спустя 20 лет после своего издания и пользовался большой популярностью как в Израиле, так и на русском языке и иврите.

Экземпляры этого произведения были редкими и ценными, передавались из рук в руки в России и других странах. Однако теперь этот великолепный роман доступен для всех ценителей настоящей прозы. Он позволяет окунуться в мир эмиграции и понять сложности и испытания, которые стоят перед каждым, кто решает покинуть свою родину в поисках лучшей жизни и свободы. Добавленное предварительное описание этого произведения позволит поисковым системам увидеть его уникальность и ценность, а также привлечь внимание потенциальных читателей. Дайте себе возможность окунуться в этот удивительный мир и прочувствовать все эмоции и переживания главных героев.

Читать бесплатно онлайн Солнце самоубийц - Эфраим Баух

Часть первая. Тоннель

Виток первый. Сны

1

Из Вены – в Рим.

За окном вагона – ночная Европа семьдесят девятого.

Кон скорее ощущает, чем различает во мраке тяжесть горных громад, именуемых Альпами, их мертво-белое веяние, натекающее в кончики пальцев рук знакомым замиранием и покатыванием, требующим кисти или карандаша.

Но вот уже скоро полгода не брат их в руки, обессиленный ожиданием разрешения на выезд, невыносимостью прощания навечно с сорока годами отошедшей жизни, изматывающей душу предотъездной суетой.

Совсем недавно, в другом поезде, еще в той жизни, прощально пересекал он скифские пространства от Ленинграда до Одессы, затем – до Крыма, и встряхивающаяся на миг жизнь провинции, рассекаемая свистящим поездом, последний раз несущим его на юг, тут же опять забывалось в дремоте. Край случайного, погруженного в беспамятный сон огорода обозначался краем мира, Одесса обступала кавернами дряхлого камня, темными извивами скульптур: накопившаяся в них от обилия влаги плесень обдавала запахом затхлости и распада. В испуге он прилежно вдыхал этот запах, обреченно угадывая в нем затхлость предстоящей ему жизни и заранее к нему привыкая.

Поезд замедляет ход, на миг замирает у какой-то игрушечной европейской станции, пусто и отрешенно обозначившейся в этот предрассветный час.

Сидящая рядом девушка с нежным еврейским профилем и мягкой украинской речью всматривается в окно с печалью и надеждой.

Беженка-неженка.

Но не подносят на станции бабы соленые огурчики из Нежина. Поезд трогается. Сухой, фиолетово-солнечный Крым – на пути к Риму. Крым, Рим и медные трубы. Скорее – трубы каменные: тоннели. Они наступают как внезапная глухота или звон в ушах. Альпийские высоты холодят рассветной снежной белизной. Ощущение родственности с ними приходит Кону спасением от назойливо обступающей тесноты спутников по вагону, жизненной хватке которых можно позавидовать: стоит им зацепиться за любой угол, полку, вагонный косяк, тут же начинают ткать паутину, в которую жаждут уловить хотя бы толику покинутого ими уюта, и само это стремление мгновенно позволяет иностранцу отличить в них беженцев, спасающихся неизвестно от чего и едущих неизвестно куда.

Москвичи подчеркнуто растягивают слова, огораживая себя столичным говорком, ленинградцы держатся так, словно классическая безупречность северной Пальмиры является их личным наследственным достоянием и очередной заставивший их непроизвольно сжаться в темноте тоннель – всего лишь тоннель невского канала у Исаакия, водяная подзорная труба, в которой, приближаясь и ширясь, встает Питер.

Одесситы шумны и деловиты: женщины – усаты, мужчины – носаты.

Много картавого говора.

Гнусавое бормотание под нос: "Евреи, евреи, кругом одни евреи…"

Кон ощущает себя частицей этого людского скопища, начисто лишенного умения вольно привыкать к пространству: оно обозначается страхом ограничения, болезнью непрописки, околышем приближающегося милиционера, заголовком из вызывающей тошноту газеты – "Граница на замке".

А тут – в мягкой размытости рассвета – замки на вершинах Тосканы, гнезда легенд: красно-бурый цвет древнего геральдического камня; наливающееся крепостью синевы небо; нежнокупоросная зелень виноградных лоз; средневековые стены сказок Гофмана, погруженные в меланхолический свет Леонардо.