Коты-колдуны

Эта книга посвящается тем замечательным людям, что ценят других не только за выгоду, что они могут принести; тем людям, что не топчутся по чужим головам из злого корыстолюбия; тем людям, что не тешатся чужими страданиями и уничтожением себе подобных, а наслаждаются жизнью и окружающей их красотой; короче говоря, эта книга посвящается всем котам мира.

Пусть даже они какие-нибудь собаки…

Все в этой книге – чистая правда, кроме того, что неправда. Она написана со слов людей, у которых были друзья, родители которых были знакомы с дедами тех, кто слышал о том, что происходило в те дни в Великой Ниме. Некоторые главы основаны на материалах из достоверных летописей Сашки Пучеглазого, что объединенны в книгу «Сказки о небывальщине и нечистой силе, рассказанные деревенскими дурачками». Много почерпнуто автором из знаменитого сказания «Как Ватька Ухастый ходил с котами драться», немало любопытного нашел он, автор, в странном анонимном очерке «Придурь, коты и девки: чем они отличаются, если отличаются», в хронике «Похождение нимского мохнача во времена царствования Егорки и Тупырки» и в «Истории Рыжего Утеса, написанной монахом Жмуркой, да будет он проклят, собака такая», а еще в разных былях, вымыслах, байках и срамных шутейках кабацких остряков. Одна глава задокументирована из воображения автора, мяу.

Ах, читатель, как хорошо, что мы живем в мире, где скромному автору можно лишь нежиться на солнце и спать, ничего не выдумывая от себя! Как благословен…1

В пыльный июньский день, до того жаркий, что и жалкая мошкара попряталась в тени, по дороге катил и перекатывался фургон. Вообще даже не фургон, а черт знает что такое. Обвешанный грязными тряпками кузов накрывала крыша наподобие каких-нибудь северных юрт, сшитая как будто и перешитая из самых цветастых и дырявеньких кое-где женских юбок и кусков одеял. Одно колесо повозки было с разбитыми спицами из металла, другое с гнилыми спицами из дерева, третье, сплошное, походило на крышку старой квашни, а четвертое и вовсе было стырено, очевидно, с какой-то барской кареты, на нем остались еще следы позолоты. Но, что самое странное в этом фургоне, на месте возницы не было ни души…

Лошади, две старые сонные клячи, тащили повозку сами по себе и словно бы куда им самим вздумается. Впрочем, топали они все равно по дороге – у рощи, мимо поля.

От жары над полем стояло, как призрак, облако пота. Крестьяне возились во ржи, резали, мяли, опять резали, опять мяли, а еще ворчали, ругались, курили, бабы показывали мужикам кулаки, мужики показывали бабам спины. И вот, когда на дороге послышалось зловещее «цок-цок, ц-ц-ц, цок-цок», со скрипом и скрежетом, когда из-за деревьев, качаясь шутовски, выехала крытая повозка без возницы, измученные жарой крестьяне повытягивали головы.

– Сейчас завалится, – уверенно произнес черный усохший мужик, покуривая пучок травы.

– Завалится, – согласился второй, косоватый.

И точно!..

Ведомый ленивыми лошадьми фургон соскользнул в небольшую яму на краю дороги и, раскачивая ярмарочными тряпками, с треском грохнулся на бок.

Но не успела повозка удариться о землю, как из-под навеса с воем вылетело несколько котов!

Один, рыжий и самый перепуганный, со страху бросился скакать зайцем в поле. Другой уцепился за дерево и полез наверх с такой прытью, будто кто-то снизу бросал в него ножами. Еще один, кажется, серый и толстопузый, закувыркался в кусты. Мало того, когда составлявшие навес тряпки пестрым комом съехали на землю, из-под складок вылез четвертый кот, сонный и ошарашенный. Крестьяне, наблюдавшие за катастрофой молча и с интересом, подумали, что четвертый этот самый тертый из калачей, раз его не испугало крушение фургона, но оказалось, что крушение это он просто проспал и теперь, вдруг увидев свою тень, подскочил на ровном месте, упал на спину, задергался и юркнул обратно в тряпки.