Adelante, Гончар, adelante

© Авилов С., текст, 2018.

© «Геликон Плюс», макет, 2018.

Париж казался будничным. И лежащее на нем небо, серое, как оберточная бумага, и теряющие четкие очертания дома вдалеке. И стрелка башни Эйфеля, сейчас окутанная туманом.

– Идите, я догоню… – обронил Глеб, когда его жене и дочке наскучило разглядывать неменяющийся блеклый пейзаж со смотровой площадки возле собора Сакре-Кер. На площадку они долго поднимались по бесконечной лестнице, и дочка пока еще не могла понять – для чего. Жена то и дело поправляла соломенную шляпу, купленную ей Глебом на блошином рынке площади Алигр. Говорят, на этом рынке просто необходимо торговаться. Торговаться Глебу было незачем. Он мог купить жене дюжину таких шляп.

– Глеб, – жена глянула на него с нетерпеливым укором. Шляпная завязка болталась у нее на груди на ковбойский манер.

– Я же сказал – догоню, – с легким уже раздражением повторил Глеб.

Жена, медленно покачивая бедрами, поплыла по ступенькам вниз, бросив недоумевающей дочке:

– Он догонит, – в ее голосе уже не было недовольства.

Париж раскинулся у его ног – Глебу хотелось думать именно такими категориями и формулировками, хотя вслух он не высказал бы это даже жене. Он должен был почувствовать себя победителем, и пусть Париж пока не знает о существовании Глеба, но Глебу хотелось, чтобы Париж давал благосклонность авансом за будущие победы.

Положив ладонь на каменную ограду, он невольно распрямлял спину, подставлял грудь под прерывистые, как телеграфные строки, порывы ветра. Он где-то читал, что отсюда, с этого холма, на захваченный Париж смотрел Адольф Гитлер. Скорее всего – картина его удовлетворяла. Не так-то просто почувствовать себя властелином парижских улиц и парижан. Хотя, возможно, любое человеческое существо, будь в нем хоть капля разумного честолюбия, ощутит здесь что-то подобное… Нечасто приходится смотреть сверху вниз на город, да еще такой, как Париж. Взору хватает пространства, чтобы разом охватить огромное, безмерное количество крыш до самого горизонта.

Глеб, к счастью, не верил в эту обманчивость. Властелином он не был и не хотел им становиться. Так надевают бутафорскую корону из театрального реквизита – просто для того, чтобы на несколько минут побыть кем-то другим…

И спустя эти несколько минут Глеб почувствовал, что пора уходить.

Он спускался, не глядя себе под ноги, скользя глазами по исчезающим по мере его спуска крышам, и не заметил маленькую французскую старушенцию в фиолетовом берете и с накрашенными в цвет берета губами. Он как-то неловко толкнул ее плечом.

– Sorry, – извинился Глеб и, вспомнив, где находится, тут же поправился: – Pardon…

Старуха беспомощно и наивно заулыбалась, кивая головой. Потом, когда она смотрела ему вслед, он подумал – неплохо было бы, если бы старуха спросила, откуда он. Чтобы услышать ответ: «Я – гражданин мира…» А он, таинственно улыбнувшись, продолжит спуск.

Я – гражданин мира.

Конечно, Глеб никогда и никому не сказал бы этих слов. Тем более что как раз французского он и не знал. Мысленно он отвечал старухе по-английски, по-испански… По-русски – нет, не отвечал, потому как вряд ли старуха в фиолетовом берете знает русский язык…

Жену и дочку он обнаружил у самого подножья холма, где мерцала огнями каруселька с зеленым куполом, безостановочно гоняя по кругу игрушечных лошадок.