Кукольная лавка для импресарио

Редактор Наталия Анатольевна Новикова

Модель на обложке Виктория Крылова

© Илья Асриев, 2022

ISBN 978-5-0056-2147-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сущность, именуемая игрой, ощутима

каждым… игру отрицать нельзя.

Й. Хёйзинга, профессор

пролог. Salve ludum!1

Вы очень проницательны, г-н профессор! Игра повсюду!

Толпы актёров ежесекундно ангажируются на проходные роли, сценаристы разбрасывают свежеотпечатанные листки с проплывающего облака, режиссёр строго смотрит откуда-то сверху – одним словом, суета сует! Но!

Либретто, партитура и хореография и всё прочее представлены расплывчато, и полно досадных ограничений. Время и пространство держат игру в узде – смертный мерит клетку годами, и на это уходит жизнь. Игрок бьётся о решетку, а игра подкрадывается к границе смысла – тут и пригодится импресарио.

Кто этот герой? Это атлант, держащий игру на плаву. Именно он превращает замысел в реальность – весёлый канкан и слезливая трагедия произрастают из одного трепетного корешка. Творческие замыслы провидения хороши сами по себе, но не они определяют игру – волшебство представления порождается дерзостью и воображением импресарио. Сюжет, декорации, амбиции актёров и режиссерская фанаберия – колода оживает в голове импресарио, и ловкие пальцы раскладывают пасьянс игры. Игра великолепна, вечна и вообще не поддается осмыслению – но не существует сама по себе. Напрасно вы не упомянули импресарио, г-н профессор – придется дать ему слово для представления.

Тук-тук, стучат колеса. Декорации ветшают, трясутся, и уловить опасность призван инстинкт – лукавый дар игры, омрачающий беспечную повседневность.

Я бежал при первых раскатах обрушения – выбор цели вышел случайным.

Под колёсный стук лязгал капкан прошлого, и по ночам в купе заглядывали неостывшие призраки – я плохо спал в пути. В перронных буфетах я курил, пил поддельную дрянь и развлекался чтением местных газет.

Вы зря тратите деньги на это вино, сказала буфетная девица, нависая грудью, я могла бы научить кое-кого манерам, будь у вас деньги на столик в приличном заведении.

Сомелье рифмуется с декольте, но в жизни это редко совместимо, сказал я, и симпатичный зад искательницы развлечений обиженно завилял к стойке.

Упоминание о деньгах вернуло меня к газете – так из ничего, вопреки драматургическим законам, возникает нечто.

В недавней хронике, гримасничая сквозь табачный дым, солидный горожанин из ревности к приезжему проходимцу убил молодую жену и возился с её механической копией – скучная провинциальная история. Тело жертвы, впрочем, обнаружено не было. Хроникёр путался в технических терминах – перипетии сюжета касались качества изготовления копии, и автор, уставший от выявления подробностей подделки, вынес в заголовок оригинал Лауры.

В скучных историях разбросаны жемчужины, цена которых выявляется со временем. Бойкий ревнивец был осужден обществом и судом, и то, что состоявшаяся казнь была задета вскользь, вызвало сочувствие к убийце.

Хроника упоминала невостребованное наследство – французские романы научили меня практичности, и я насторожился. Среди смутных бенефициаров назывались отдельные лица и учреждения – но предположительно убитая вдова не была упомянута вовсе.

То, что убийство не считается доказанным, пока не найдено тело, не смущало ни репортёра, ни редактора. Я увидел нотариальную контору, в какой поддельная вдова, скрипя пикантными деталями, подписывает наследственный акт – и то, как хорошо выполнена механическая подделка, становилось столь же важным, сколь велико было наследство.