Столкновение миросистем. Мировая апостасийная миросистема. Том 2

1

Введение

1.1

Диагноз современности сквозь призму античного кризиса

Падение Западной Римской империи, хронологически зафиксированное в 476 году отречением Ромула Августула, традиционно воспринимается как одна из самых громких катастроф в анналах человеческой истории. Казалось, рухнул не просто политический режим, а целая вселенная – мир, простиравшийся от туманных болот Британии до раскаленных песков Аравии, скрепленный могучей волей, незыблемыми законами и несокрушимыми легионами. Политический труп империи был предан забвению, ее столица, разграбленная варварами, погрузилась в многовековую спячку, а символы императорской власти были с позором отосланы в Константинополь как немое свидетельство упразднения былого величия.

Однако величайший парадокс, который составляет сердцевину нашего исследования, заключается в том, что Рим, безвозвратно исчезнув с политической карты мира, не канул в Лету. Напротив, он обрел новую, куда более могущественную и призрачную форму существования – форму живого наследия, вплетенного в самую генетическую структуру западной, а впоследствии и глобальной цивилизации. Мы, люди начала третьего тысячелетия, обитатели цифрового Вавилона, демиурги искусственного интеллекта и покорители космического пространства, при ближайшем и непредвзятом рассмотрении оказываемся мыслящими и действующими категориями, отлитыми две тысячи лет назад в интеллектуальных и правовых мастерских Вечного Города. Таким образом, обращение к феномену Рима – это не академическая прихоть историков-антиковедов и не ностальгический вздох по безвозвратно утраченной классике. Это – насущная интеллектуальная и экзистенциальная необходимость, продиктованная потребностью в глубоком самопознании современного человека и в точной диагностике системных кризисов, потрясающих основы нашего собственного мира. Рим становится гигантским метаисторическим зеркалом, в котором мы с трепетом и ужасом узнаем черты собственного цивилизационного лица.

1.1.1

Феномен «живого наследия»

Римское наследие – это далеко не только коллекция мраморных торсов под стеклом музейных витрин, не руины форумов, будоражащие воображение туристов, и не пожелтевшие свитки с трудами забытых историков. Это – воздух, которым мы, сами того не ведая, дышим; это невидимая, но невероятно прочная матрица, определяющая саму логику нашего коллективного мышления, социальной организации и восприятия реальности. Его проявления носят настолько фундаментальный, субстратный характер, что мы перестаем их замечать, подобно тому, как не замечаем биения собственного сердца или работы нейронов в коре головного мозга, пока они не дадут сбой.

Возьмем, к примеру, сферу права и логики. Когда современный юрист оперирует такими концептами, как «юридическое лицо», «вещное право», «контракт», «исковая давность», «процедура апелляции» или «презумпция невиновности», он использует не просто набор терминов, а целые философско-правовые комплексы, выкованные в горниле римской юриспруденции многовековой работой таких умов, как Гай, Ульпиан и Папиниан. Сухой, отточенный, лишенный поэтических метафор и эмоциональной окраски язык современных гражданских кодексов, с его стремлением к однозначности и системности, – это прямой и бесспорный потомок лаконичного, точного и беспристрастного стиля римских юристов, ставивших своей высшей целью подчинить хаотичную, иррациональную человеческую страсть безличному, рациональному и всеобщему