Бабуля

….Он постепенно приходил в себя, словно медленно просыпался. Бывает, что бредешь куда-то в странном мутном сне, а приоткрыл глаза – все то же наяву: и обстановка вокруг, и полумрак, и звуки за стеной те же, что и в забытьи. Движения слабые и медленные, в глазах пелена, и ощущение, что в голове идет снегопад «…Снег кружится, летает, летает…» – как в той песне. Снежинки падают, пролетают сквозь голову, грудь, живот и укладываются плотными сугробами в ноги. Поэтому они и такие ватные, еле идут: по пуду снега в каждой. Сложно двигаться, тяжело – Коля вспотел так, что аж ресницы слиплись. Он остановился и с большим усилием, как бы преодолевая огромное сопротивление, обтер мокрый лоб, после скосил взгляд на рукав – тот стал грязно-коричневым. «Ржавчина, что ли, – удивился про себя, – где это я так прислонился?» Опустил взгляд ниже – весь низ серого свитера был заляпан какой-то гадкой субстанцией, будто опрокинул на себя томатный соус. «Что за черт, – он растерялся и немного расстроился, – теперь это уже не отстирать!» Потрогал пятна на свитере. Еще мокрые, даже мажутся, – он поднес руку к глазам, – коричневый цвет уступил место рыжему, а когда присмотрелся, то и ярко-красному. «Да, что это такое? – Коля пошевелил пальцами, – Чуть густая, немного липкая. Краска?» Хотел попробовать на вкус, но передумал. На самом деле то самое слово уже вертелось у него в голове, но он подсознательно отгонял его, как назойливую муху или, скорее, обозленного шершня. Вдруг в какой-то момент вялый мозг зазевался, ослабив защиту, и пропустил удар. Запоздалая догадка врезала ему наотмашь, да так, что от ужаса позвонки встали дыбом: Кровь!

Коля в ту же секунду почувствовал слабость в ногах и, едва не потеряв сознания, упал на колени и, привалившись лбом к стене, замер, готовясь умереть.  Он так испугался, что сразу смирился и покорно ждал пока истечет кровью, мозг вырубит сознание, и он погрузится в бездонную глубину потустороннего мрака. Но в голове, наоборот, становилось только яснее. Метель сменилась легкой поземкой. Боли он не чувствовал, да и слабость потихоньку проходила. Вдруг последней соломинкой мелькнула надежда на волшебное спасение, и выуженной рыбой забилась мысль: бежать, бежать, бежать….

Подскочил, кинулся к двери. Перед ним был обычный накладной замок, в рукоятке которого торчал ключ, выполняющий роль собачки и не позволяющей открыть его снаружи. Увидев спасительный выход, он задрожал от нетерпения, схватился за ключ и зачем-то резко повернул его вправо. Тот неожиданно, точно жестяной, легко изогнувшись, сломался, оставив свое лезвие внутри замка. Коля мысленно выругался и повернул ручку, но обломок ключа заблокировал механизм, и сколько он ни пытался ее крутить, замок так и не поддался.  Паника нарастала, он кинулся на дверь и, едва понимая, что делает, стал просто рвать ее на себя. Вдруг его обстроенный стрессом слух самыми кончиками ворсинок волосковых клеток, среди шума собственной возни уловил за входной дверью далекий звук чьих-то шагов по коридору.

Коля замер в ужасе, задержал дыхание и зажмурил глаза. Этот кто-то неспешно приближался. Вот он уже подошел. Замедлил шаг. Потоптался, покашляв, возле двери. Подергал ее за ручку. Лишь тоненькая фанерка отделяла Колю от этого страшного существа. И он не только слышал, но, казалось, и чувствовал его звериное рычащие дыхание.  Уровень адреналина в организме зашкалил. Сердце билось так оглушительно, часто и сильно – вот-вот лопнет. Коля с трудом удерживал свой рассудок на краю пропасти. Еще чуть-чуть и он сорвётся в безумие. Человек за дверью, подергав ручку понастойчивей, постоял ещё, нерешительно переступил на месте, и… зашагал дальше. Обессиленный нервным напряжением, Коля повалился на пол и, свернувшись эмбрионом, лежал без движения, обливаясь потом. «Надо выбираться», – просквозила в голове невесть откуда взявшаяся одинокая мысль, мгновенно его отрезвившая. Он медленно, стараясь не шуметь, поднялся и, держась за стену, шагнул обратно в комнату. Обернулся и, увидев красные разводы на серо-желтом линолеуме у двери, где он только что лежал, схватился снова за живот. Набухший свитер и промокшая рубашка прилипли к коже, но кровь вроде больше не шла. Он оторвался от стены и неуверенно, на дрожащих ногах шагнул к кровати, на которой, кажется, кто-то тихо лежал. Сделал еще два крошечных шажка, нагнулся, стараясь разглядеть лежавшего, а увидев, отшатнулся и, не удержавшись на ногах, упал навзничь, больно стукнувшись головой об пол. Мне почудилось, что я отключился и долго пролежал в забытьи. Перевернулся и беззвучно, лишь шевеля трясущимися непослушными губами, позвал: «Нина, Нина, ты спишь?» Никто не ответил. Тогда я привстал, опершись локтями о край спинки кровати, и взглянул на нее поближе. Нина лежала в ворохе смятых простыней, чуть вывернув голову набок, подглядывая за мной одним глазом и приоткрыв, точно усмехаясь, тонкие губы. Полголовы ее белесых кудрей потемнела и слиплась от крови. Красными маками расцвела стена над кроватью. Я замер в изумлении, все это казалось каким-то безумным сном. «Нет, это не может быть правдой», – протянул руку и тихонечко провел пальцем по ее губам, чуть задев обнажившиеся зубы. «Нина, Нина, что же ты наделала? – прошептал я растерянно. – Как же так, как же так случилось? Все ведь было так хорошо. Вот беда-то!» Но вдруг неожиданно, не успевая осознать, что происходит, схватил ее за лицо и, изо всей силы сжав щеки своей пятерней, почувствовал опьяняющий холодок, поднимающийся от ног к животу. Ощущения были настолько сильные, что колени мои подогнулись, и я едва не упал на лежащее на кровати тело.