Прекрасное и истина

Жанр: История философии / Зарубежная публицистика

Автор

Страниц

225

Год

—

Это уникальное издание представляет собой смесь двух книг Алена (псевдоним Эмиля Шартье – Emile Chartier, 1868–1951), которого широко известного во Франции как мыслителя, писателя и педагога. Первая книга - "Краткий курс для слепых. Портреты и доктрины древних и современных философов" включает оригинальные эссе, посвященные выдающимся философам и философским школам. Они представляются как эскизные наброски к портретам крупнейших западноевропейских мыслителей. Автор в этой книге ставит перед собой не задачу фактологии или анализа отдельных концепций, а передаёт интеллектуальное впечатление, полученное им в результате осмысления. Название книги двусмысленно, предполагая, что она может заинтересовать даже читателей, не имеющих "философского зрения" и не обращающих внимания на некоторые нюансы, которые были замечены самим автором.

Вторая книга - "Рассуждения об эстетике" - это сборник необычных эссе-размышлений, написанных в жанре "propos", который автор придумал на рубеже XIX-XX веков. Эти эссе-размышления стилистически тонкие, насыщенные метафорами и метафорическими образами, нередко требующие толкования. Они затрагивают самые различные эстетические темы, не всегда в прямом смысле слова.

В дополнение к текстам книг, в этом издании также включены статьи о самом Алене и его литературном наследии. Тексты автора снабжены подробными комментариями, помогающими разобраться в его мыслях и идеях.

Читать бесплатно онлайн Прекрасное и истина - (Эмиль Ален

Жизнь и мнения Эмиля-Огюста Шартье, философа

«Человеческий парадокс состоит в том, что уже все сказано – и ничего не понято».

«В старинных книгах важнее для нас оказывается не то, что там сказано, а те акценты, которые мы сами расставляем»[1].
Ален

Личность в культуре и превратности ее оценки

В каждой национальной культуре мы можем легко обнаружить некие, условно говоря, интравертные формы, процессы, фигуры. И хотя обращение к ним и знакомство с ними в любом случае открывает новые горизонты, предоставляет возможность проникнуть в доселе неведомый мир и попытаться разгадать его тайны, чаще всего они, эти самые формы, процессы, фигуры, а также многое, что глубинно с ними связано, просто не может быть понято, прочувствовано, адекватно оценено представителями иных культур – в силу своей содержательной, смысловой, интеллектуальной труднодоступности (или даже практической недоступности) для последних.

Сказанное может быть отнесено и к какой-либо национальной культуре в целом, и к культуре хронологически конкретной, т. е. ограниченной более или менее четкими временными рамками, и к культуре «узкоспециализированной», чьи созидание и адекватное восприятие основываются на совершенном владении ее специфическим языком, что предполагает обладание соответствующими профессиональными навыками и знаниями (это, естественно, в значительной степени сужает круг достойных ее потребителей), и к творчеству выдающегося художника или мыслителя, и к ним самим как историческим персонажам, и даже к отдельному артефакту. Во всех перечисленных случаях совсем не обязательно имеются в виду какие-то экзотические и/или эзотерические формы и способы выражения национального, исторического, индивидуального и любого иного духа, но «всего лишь» вполне, на первый взгляд, ординарные явления культуры (если, правда, последние могут быть ординарными в принципе).

В поисках объяснения сказанного нетрудно предположить (не абсолютизируя, тем не менее, данную мысль), что чем более конкретны и специфичны (хотя бы в каком-то смысле) те разнообразные средства, которые способствовали возникновению некоего артефакта, относящегося к той или иной национальной, исторической, профессиональной либо любой иной «оригинальной» культуре, тем менее легким оказывается проникновение в его тайны как для любознательного, но инокультурального

À propos: употребление термина «культуральный» («инокультуральный») вместо «культурный» обусловлено отнюдь не желанием автора пооригинальничать (как, вероятно, может показаться на первый взгляд), но, наоборот, его стремлением к соблюдению большей теоретической строгости. Дело в том, что в русском языке прилагательное «культурный» давно и прочно обрело оценочный характер. И хотя оно все еще сохраняет свое словарное значение в качестве указания на близость атрибутируемого объекта «к просветительной, интеллектуальной деятельности», возможное толкование его как «находящийся на высоком уровне культуры, соответствующий ему»[2] (в связи с этим было бы логично задать вопрос: а находящийся на невысоком уровне культуры – но ведь все-таки культуры! – может быть назван культурным или нет?) придает этому термину нежелательную, а порой и не допустимую, на мой взгляд, в теоретических трудах двусмысленность. Особенно отчетливо оценочный аспект данного слова становится ощутим при употреблении термина «некультурный» в смысле «необразованный», «невоспитанный», «с дурными манерами» и т. п., иначе говоря, в отношении объектов, процессов, ситуаций, рассматриваемых, в соответствии с актуальной и наиболее приемлемой для данного общества системой ценностей, в качестве «плохих», «некачественных».

Продолжить чтение

Вам может понравиться: