Сага о Певзнерах - Анатолий Алексин

Сага о Певзнерах

Страниц

155

Год

«Сага о Певзнерах» – это непревзойденное освещение разных аспектов чудовищных безумий, способных уничтожить жизнь и семьи. Террор, антисемитизм и фашизм, их открытые и скрытые проявления и последствия – все это разрушает судьбы нескольких поколений семьи Певзнеров и их родной страны. Каждая строчка этого романа – это напряженная струна, звучащая главной темой в великой фуге испытаний человеческого духа. Но благодаря авторскому юмору, каждое произведение Алексина становится незабываемым, а неукротимая сила жизни прорывается сквозь горечь и трагизм повествования, наполняя его светлыми, триумфальными аккордами, которые восстанавливают всю мощь живого.

Если вы готовы познать глубину человеческого опыта, прочертить свой путь к пониманию и найти источник вдохновения в самых сложных временах, тогда «Сага о Певзнерах» – идеальное произведение для вас. Вы перенесетесь в мир, где мудрость и юмор соперничают с ужасом и отчаянием, и вы сможете узреть свет в самом густом тумане. Роман Алексина – это величественное произведение, которое заслуживает внимания каждого ценителя литературы. Он не только открывает наши глаза на истину, но и внушает веру во всепреодолевающую силу жизни. Каждая страница – это путешествие во внутренний мир, где эмоции бьют ключевыми аккордами, искусно смешанными с тонким юмором автора. Уникальность этого произведения заключается не только в его философических мыслях, но и в пронзительной свежести сюжета, который охватывает широту и глубину человеческой души и оставляет незабываемые впечатления.

Читать бесплатно онлайн Сага о Певзнерах - Анатолий Алексин

Книга первая

«Еврейский анекдот»

Это было давно. Но никогда и нигде не должно повториться… И потому я пишу эту книгу.


Есть такой анекдот… Смешной и трагичный. Он именуется жизнью. Ее можно назвать и «романом с вырванными страницами». Я вырываю страницы, вырываю страницы… Чтобы второстепенность не заглушила смеха и не спрятала слез.

Но стены смеха на свете нет. А Стена плача пролегла от Иерусалима по всей земле.


И город, по которому я иду вечерами, она тоже пронзила. Иду вечерами, уходящими в ночь… потому что туда, в ночь, ушла и биография нашей семьи. Автоматически, наизусть пересекаю улицы, миную бульвары, заворачиваю в переулки. Не замечая ни переулков, ни бульваров, ни улиц… Я иду по дороге прошлого. И замечаю лишь зигзаги, рытвины, пропасти, которых на той дороге было так много, и гладкие, празднично ухоженные пространства, которых было так мало. Память соединяет эти редкие метры счастья с беспредельностью потрясений, разочарований и бед. Соединяет в роман, который должен ответить: «Зачем же был этот путь? И к чему он привел?»

Я обязан все вспомнить и записать. А потом вырвать незначительное, способное лишь отвлечь. Вспомнить и записать…

Те люди, которые гораздо дороже мне, чем я сам, никогда не были здесь, и потому я живу в этом городе. Я не смог бы жить в том, другом – пусть и великом! – где их не стало… Но я часто приезжаю туда, чтобы удариться душой о могильный камень, о памятник, как о Стену плача. Она, святая Стена, достигла и далекой могилы, с которой начался гибельный ужас нашей семьи и которую отыскать невозможно. Как невозможно объяснить все таинства и загадочности, с жестоким упрямством сопровождавшие мою дорогу…

О нет, быстротечна лишь легкая жизнь, с которой жаль расставаться. А тяжкая – бесконечна, и никак не допросишься, не дождешься ее конца.

К чему все свелось и чем завершилось? На это память моя ответит не сразу.

А с чего началось?

* * *

О дне моего рождения у меня, увы, нет собственных впечатлений. Но с чужих слов я могу воспроизвести тот день в самых мельчайших подробностях. Мельчайшие – это вовсе не «мелкие»: по значению своему они могут оказаться даже крупнейшими. Уж поверьте мне, психоневрологу.

Детали, детали… Из них состоит все: человеческий организм, природа, машина. И повествование мое тоже соткано из деталей – увиденных чьими-то глазами или своими; существовавшими наверняка или домысленными; сбереженными стойкостью памяти или рожденными воображением.

О пребывании в родильном доме в качестве новорожденного я постарался выяснить все, поскольку именно с этого начался отсчет не одних лишь детских болезней и шалостей, а главных событий моей судьбы. Как и судеб сестры и брата, которые протолкнулись на свет вслед за мной – друг за другом – с интервалом в пять или десять минут. Не более… Правда, мама до этого мучилась трое суток. Лучший друг нашей семьи Абрам Абрамович по прозвищу Еврейский Анекдот укрощал юмором любые жизненные напряжения. «Шутки, анекдоты для этого именно и придуманы», – уверял он. И когда отец с Золотой Звездой Героя Советского Союза на груди метался по коридору родильного дома и впивался пальцами в свою голову, поседевшую от героизма, Абрам Абрамович, оглядевшись, доверительно сообщил:

– Там, у Юдифи внутри, три джентльмена: один другому уступает дорогу.

Вам может понравиться: