Сказители

1938 год, лето. Обстановка в Ханькоу по-прежнему оставалась напряженной.

Мутные потоки полноводной Янцзы неслись на восток. В противоположную сторону, позабыв обо всем на свете, стремилась пестрая толпа беженцев, испившая сполна чашу людского горя. Аэропланы с красными кружочками на крыльях беспрерывно сбрасывали бомбы. Они летели вниз с душераздирающим воем. От взрывов к небу взлетали огромные столбы воды, смешанной с кровью.

Белый речной пароход под названием «Миньшэн» («Народное благоденствие»), до отказа забитый беженцами, поднимался вверх по реке, направляясь в Чунцин. Пароход приближался к первому из «семидесяти двух порогов». Сжимая в своих объятиях воды реки, по сторонам вздымались отвесные кручи.

В каютах и трюме теснились люди; на палубе негде было яблоку упасть. Возле трубы, из которой валил густой черный дым, тесно прижались друг к другу более полусотни ребятишек. У них больше не было ни дома, ни родителей. Чумазые от сажи и пыли, они выглядели так, будто только что выбрались из кучи угля.

Река, словно разгневанный дракон, стремительно неслась сквозь лес причудливых скал, извиваясь то в одну, то в другую сторону. За одними порогами тут же следовали другие, сбрасывая вниз воды реки. Пароход все время подбрасывало на волнах, и он скорее походил на гусеницу, которая из последних сил борется за жизнь. При каждом гудке пассажиры от испуга переставали дышать, опасаясь, что их настигнет какая-нибудь беда.

Всякий раз после очередного опасного порога люди на пароходе переводили дух, с трудом глотая воздух, как в перерыве между напряженными схватками. Кто-то глянул на пенящиеся возле берега волны и вдруг заметил человека и буйвола, которых закрутило в водоворот. Над поверхностью воды виднелась лишь копна черных волос да стремительно вращавшиеся длиннющие рога.

Иногда переполненный пароход, шедший против течения, начинало вдруг сильно раскачивать. Через борт хлестала вода, и все, кто был на палубе, вымокали до нитки.

Как только солнце скрывалось за вершинами гор, пассажиров пронизывал ледяной ветер, и они дрожали от холода. Изредка узкий луч солнца проскальзывал между скал, бросая на рокочущие волны полоску радуги удивительной красоты.

Зеленые горы и крутые утесы на берегах имели свои названия. Их очертания создавали бесконечную панораму разворачивающегося свитка. Сколько людей в прошлом, да и в настоящем, воспевали причудливые волшебные пейзажи этой реки! Сколько людей рассказывали о ней удивительные истории! Еще живы в памяти легенды о том, как встречались в уединении князь царства Чу Хуайван и прелестная богиня горы Ушань. Однако беженцам было не до красот. Когда пароход миновал ущелье Уся, проплывая мимо вершины прекрасной богини, красавицы всех времен, никого это не тронуло.

Беженцам и ступить-то было некуда, не то что, оперевшись о перила, любоваться природой. Пассажиры – будь то стар или млад, богат или беден – все как один были подавлены ощущением опасности и полной неизвестностью. Особенно досаждали людям всякие неудобства. Выбраться из кают было невозможно: палуба была забита людьми и горами пожитков. Разместившиеся на ней не могли сдвинуться с места, трудно было даже просто дышать полной грудью или сменить затекшую ногу. Тем не менее изнемогающие от усталости служащие судового буфета умудрялись приготовить кое-что для пассажиров. Их босые ноги, покрытые сплошным слоем угольной крошки и пыли, оставляли грязный след на всем, к чему они прикасались, – на чемоданах, на свертках. Они даже не ходили по палубе, а ступали на что попало, чуть ли не на самих пассажиров. Пострадавшие кричали и ругались, отчего шуму и гаму на пароходе только прибавлялось.