Я назначаю вам свиданье

 Когда у Солнца застится Москва

  И рано завывают электрички

  Меня уж манят милые москвички,

  И я шепчу им нежные слова.

  Я выдвигаюсь к Сретенке и вот

  Нешумный дождь мне омывает длани,

  А ты на шпильках грациозней лани

  Идешь навстречу мне на эшафот.

  О, я бессилен, скованный предтечей

  Безумных дней, безудержных ночей.

  Я весь во власти жаждущих очей.

  Я полон дум: а хватит ли картечи?

  Все будет просто: ресторан, постель,

  Вино в бокалах, ассорти в коробке.

  Буравят потолок шальные пробки

  И в голове и в сердце карусель.

  Полночный запах дорогих духов

  Мне о тебе напомнят напоследок

  И клекот старых сгорбленных соседок,

  И свист фабричных фрязинских гудков.

  Звоню, звоню по новым адресатам.

  Лечу, лечу я в розовые сны.

  Я долго ждал пришествия весны.

  Я переждал последствия заката.

  Что за восторг! О, я готов кричать

  На целый свет про губки и про ушки

  Пока не одолеют погремушки,

  И тещи не затянут причитать.

  Адюльтера опасность осознав,

  Я назначаю новые свиданья,

  Предчувствуя и ласку и лобзанья

  И стыд, и осуждения поправ.

  Мне оставался до конца рабочего дня всего час, когда я принял телеграмму следующего содержания: "Добрался нормально. Спасибо за напутствие. Жаль, что не сложилось. Ты самая красивая. Прощай. Твой Павел". На телеграфе я работал недавно, но подобного рода телеграмму увидел впервые. Я почему-то вдруг сам решил доставить телеграмму до адресата, хотя в мои обязанности это не входило. Я неожиданно для себя осознал всю глубину краткого послания и мне захотелось увидеть ту незнакомку, которая по видимому достаточно вежливо, но всё-таки очень далеко послала некоего Павла. С трудом дождавшись, когда минутная стрелка достигнет нужного мне деления "двенадцать", я с проворством гепарда схватил телеграмму, копировальную бумагу и книжечку с квитанциями и в общем людском потоке влился в подземку. Десять минут на метро и столько же пешком и вот я уже у искомого многоэтажного дома. Я стоял у нужного мне подъезда и боялся войти. Волнение перехватило дыхание, вдруг пересохло горло и закололо под ложечкой. Стараясь настроиться на встречу, я не стал заходить в лифт, а пошёл пешком. Отсчитывая этажи, квартиру за квартирой я, наконец, оказался у вожделенной двери и остановился. Я обратил внимание на свои руки. Ладони были влажными, пальцы дрожали. Я достал носовой платок, но скомкал его, положил в карман пиджака и …нажал кнопку звонка. Мне показалось, что прошла вечность, но внезапно дверь открылась, и я увидел её.... Здесь пошлые острословы могли бы добавить: "…и кошмар обратил меня в бегство", но нет! Я, конечно, не мог бы сказать, что влюбился, но я был потрясён, хотя как мог скрывал своё первое чувство. Она не была красива, но она была несказанно мила. Изумрудного цвета глаза, правильный классический носик, чуть видимые ямочки, аккуратный подбородок и, наконец, пышные рыжие волосы, венчающие всё это совершенство. Она была, словно дорогая конфета, завёрнута в ярко-белый халат и по увиденным через него контурам я понял, что у Павла неплохой вкус. Мысленно помахав Павлу ручкой, я обратился к незнакомке.

– Здравствуйте, вам телеграмма… от Павла.

  Она, с едва видимой улыбкой на чуть полноватых губах, непредсказуемая и величественная, взглянула на меня.