К читателю
«Акустический лес» – это не группа и уж тем более не проект. Это что-то больше и сравнимо разве что с большой и дружной семьёй со своими устоями и правилами, со своей историей и культурой, с огромным количеством родственников и друзей. То, что вы видите на сцене или слышите в записи, – это только отражение того, чем мы живём. Каждый этап существования «Акустического леса» дарил нам новые приключения и впечатления, а судьба преподносила очередной урок школы жизни.
Сколько людей прошло через нашу группу, даже трудно представить! Всех нас раскидало по разным городам и странам, некоторых уже не стало в этой жизни, но я попытаюсь вспомнить каждого, и простите великодушно, если что-то упустил, человеческая память – не буфер памяти компьютера. Очень жаль, что сохранилось слишком мало старых фотографий и раритетных записей, и если у кого-то что-нибудь такое найдется, то буду благодарен за помощь; кстати, может, кто-нибудь вспомнит какой случай или факт – присылайте, буду искренне рад.
А «Акустический лес» был, есть и будет, случалось ему приходилось не сладко, но им не было сделано ни одного шага назад. Может, кто-то считает, зачем нужны эти мемуары и типа кто мы такие, то отвечу: я искренне люблю «Акустический лес», люблю своих друзей и близких, люблю все наши песни, каждая из них пережита мной, а наша история продолжается, и как мне кажется, впереди ещё много интересного. Если ты с нами, то в добрый путь!
С уважением, всегда ваш,
Стас Кондаков,
«Акустический лес»
* * * * *
– Цой погиб, по телевизору в новостях сказали.
– Как погиб? – Я пока не верил своим ушам, мало ли какой Цой, и вообще, моя бабушка могла сто раз ошибиться.
– Да тот самый, которого ты всё слушаешь и поёшь, – бабушка достала листок бумаги, на котором что-то было написано красивым ровным почерком, – я даже специально записала, чтоб не забыть.
Летом 90-го года, после вступительных экзаменов во Владимирский авиамеханический техникум, я уехал на каникулы на Вятку, в посёлок Красная Поляна, в гости к своей любимой бабушке Маше и всё лето каждый вечер горланил своим многочисленным сельским приятелям вместо привычной «Голуби летят над нашей зоной» Цоя, Кинчева и Шевчука. Ребята удивлялись и просили ещё, а потом, уже освоив слова, хором пели: «У-у-у, транквилизатор». Я просто становился местной звездой, и даже самые отъявленные хулиганы посёлка не трогали залётного городского парня. Они приходили на мои импровизированные концерты на берегу Вятки около поленниц дров частных домов и, сидя на корточках, проникались доселе не слышанным русским роком. И вот после очередного «концерта» прихожу ночью домой и слышу от бабушки:
– Цой погиб, по телевизору в новостях сказали.
Для меня, пятнадцатилетнего это, конечно, был удар. Музыкальные пристрастия уже переросли от «Ласкового мая» и «Форум» до «Алисы», «ДДТ», «Чайф» и, конечно, «КИНО», а собственные гитарные опусы сводились к мечте о собственной группе, собственным песням и к всеобщей мировой славе. Цоя я мог слушать сутками напролёт, и не было такой его песни, которой я бы не знал и не мог исполнить. И тут такое…
Лето закончилось и, с сожалением попрощавшись с бабушкой и своими поселковыми друзьями, я укатил в свой маленький городок во Владимирской области. Школьные годы закончились, начиналась учёба в техникуме со всеми вытекающими признаками уже довольно самостоятельной жизни. Именно с первых дней в техникуме и начались грандиозные перемены в моей жизни, а главным виновником стал мой приятель по группе и парте, которого почему-то все называли Шуркой, хотя по паспорту его звали Максим.
