Памяти Безродова

Автор

Страниц

Год

2020

Леонид Генрихович Зорин (3 ноября 1924 – 31 марта 2020) является известным российским литератором, который сделал значительный вклад в различные области литературы. Он был не только известным писателем и поэтом, но и успешным переводчиком, драматургом и сценаристом.

Зорин также был часто связан с редакцией и публикацией своих произведений в популярных изданиях. Например, он был постоянным автором знаменитого журнала "Знамя", где его работы всегда находили отклик и признание.

Среди произведений Леонида Зорина особенно выделяются два опубликованных произведения - повесть "Памяти Безродова" и монолог "Стук колотушки". Они были впервые опубликованы в февральском номере журнала и привлекли большое внимание читателей.

Зорин, своим необычным и глубоким подходом к созданию литературных произведений, всегда умел заинтересовать и завлечь читателей. Он был мастером слова и языка, чьи работы оставили яркий след в истории современной русской литературы. Наслаждайтесь его талантом и всеми чарующими деталями в его произведениях.

Читать бесплатно онлайн Памяти Безродова - Леонид Зорин

1. Шумский

Утром после контрастного душа и легкого завтрака, тщательно выбритый, гася привычное нетерпение, усаживаюсь за письменный стол.

Когда-то, совсем еще молодым, не без ребяческого кокетства я окрестил его «лобным местом», и вот казню себя столько лет. Похоже, что есть в этой странной профессии свое мазохистское могущество.

Короткий напутственный диалог с самим собою:

– Ну в добрый час. Будь бодр, деловит, лаконичен. Обуздывай свою борзую мысль, склонную к длительным путешествиям по неожиданным маршрутам. Пока тебя тянет на поле битвы, повкалывай, бедный солдат словесности. Работай свою работу, служивый. Выплеснись, выложись, не скупись. Пока остается готовность к бою, к охоте за словом, ты – кум королю. И больше того – фаворит судьбы.

В далеком детстве твой зрелый возраст казался тебе глубокой старостью. Денно и нощно напоминал себе: любимцы богов умирают юными. Как Лермонтов. Как Александр Сергеевич. В тридцать семь лет подвел черту. Тридцать семь лет. Молодые годы. Сегодня, приближаясь к полтиннику, знаешь, что все еще впереди. Впрочем, у Пушкина был свой счет. Он уже прожил несколько жизней. Особая интенсивность мысли. Самый горячечный кровоток.

С богом. Пора. Начнем, пожалуй. И тут, совсем как в чуковской сказке, внезапно зазвонил телефон. Требовательно. Настойчиво. Властно. Сразу я понял: звонит беда. Медленно снял взывавшую трубку.

– Слушаю вас.

– Не разбудил вас? Это – Новицкий. Прошу прощения.

– Не разбудили. Я – весь внимание.

– Очень прошу меня извинить. Я знаю – по утрам вы в отключке.

– К делу.

– Дело у нас такое. Грустное дело. Безродов помер.

Я задал нелепый вопрос.

– Когда?

Как будто это имело значение.

– Сегодня утром. Скоропостижно.

Только теперь я пришел в себя и осознал то, что услышал. Негромко сказал:

– Через час приеду.

* * *

Спустя три дня состоялась кремация. Был ветреный день. Я хмуро следил за мрачным дымком, поднявшимся ввысь, еще не до конца понимая, что темное облачко из трубы и есть все то, что только-только, минуту назад, было Безродовым. Еще мгновение – и оно навек растает в сумрачном небе; можно вернуться в привычную жизнь, в нашу московскую круговерть.

Так все-таки это произошло.

Безродова нет. А я-то думал, что он бессмертен. Но нет, оказалось, и на него распространяется общий закон. Так долго жил, так мгновенно умер. Завидная смерть. Ему повезло.

Смотрел на осенние лица собравшихся. Задумчиво скорбные маски. Занятно – хоть кто-то впрямь загрустил? Или по обыкновению понял: когда-нибудь то же случится со мной.

* * *

Неделю спустя в опустевшей квартире мы разбирали его бумаги. Архив покойного невелик. Судьба его сложилась успешно – он почти все опубликовал. Черновиков своих не оставил – хватило иронии не заботиться о будущих литературоведах. Несколько папок – листы с набросками. Письма, которые сохранил. Есть тут и собственные эпистолы – верно, раздумал их отправлять.

Были тетради. Несколько раз он приступал к регулярным записям, потом бросал их – не та натура, чтобы фиксировать каждый свой шаг. Скорее попутные заметки, чем полновесные дневники. То вновь начинал, то вновь забрасывал.

В этой бумажной неразберихе я обнаруживал столь знакомые свойства этой гасконской натуры. Размашистость уроженца юга, которую долгая жизнь на Севере стремится сгладить и упорядочить. Похоже, как все южане на свете, он надеялся укротить свой неусидчивый темперамент. Волей он был наделен в избытке, возможно, щедрее, чем дарованием. И приказать себе он умел. А все же себя не переиначишь.

Продолжить чтение

Вам может понравиться: