Братья Ф

Автор

Страниц

25

Год

2020

Зорин Леонид Генрихович, выдающийся русский писатель и драматург, является одним из самых талантливых и известных литераторов ХХ века. Родился он в 1924 году и, будучи юным парнем, проявил неподдельный интерес к литературе. После окончания Литературного института имени А.М. Горького, его талант был признан и он получил возможность осуществить свою любовь к слову и творчеству на полную катушку.

Зорин является автором множества прозаических произведений. В его достижениях можно найти и романы, и мемуары, и пьесы – творческим репертуаром Леонида Генриховича можно даже назвать бесконечным. Одной из его самых известных и узнаваемых пьес является "Покровские ворота", которая не только зарекомендовала себя как постановка спектакля в театрах России, но и получила признание за рубежом.

Столь же успешна в своих достижениях является и проза Зорина. Романы "Старая рукопись", "Странник" и "Злоба дня" не только завораживают своими сюжетами, но и показывают многогранность таланта писателя. В них Леонид Генрихович проникает в глубину человеческой души, раскрывая тонкие нюансы человеческих чувств и эмоций.

Кроме того, Зорин также написал несколько мемуарных книг. "Авансцена" и "Зеленые тетради" – это страницы его жизни, где он открывает для читателя свои самые сокровенные мысли и переживания.

Творчество Зорина Леонида Генриховича не только получило признание и любовь читателей, но и оказало сильное влияние на развитие отечественной литературы. Его произведения являются истинными сокровищами, каждая страница которых наполнена эмоциями, глубокими мыслями и тонкими наблюдениями о жизни и любви.

Читать бесплатно онлайн Братья Ф - Леонид Зорин

1. Автор

В третью палату перевели меня после утреннего обхода. Сопалатники проводили без слов, сочувственными печальными взглядами, иные отводили глаза. Слава у третьей палаты была дурная, о ней мрачно пошучивали: «Это палата для аристократов». Непонимающим новичкам объясняли: оттуда своими ногами не выходят, оттуда тебя выносят.

Но эти шутки не поощрялись, о третьей палате обычно помалкивали. Была она маленькая, рассчитанная не больше чем на двух доходяг.

Четвертая – в ней я провел больше месяца – была повместительней, в ней было восемь коек. И контингент был иным – ходячим. В четвертой палате кипели дискуссии, больные интересовались прессой и обсуждали последние новости. Они еще чувствовали себя связанными с теми счастливчиками, которые жили в недостижимом, отторгнутом заоконном мире, жили, не думая о своих градусах, о состоянии своей плоти, утром спешили к рабочему месту, вечером возвращались домой.

В четвертой палате судачили, спорили, приглядывались к своим соседям. Те, кто помалкивал, возбуждали либо почтительное внимание, либо неясную антипатию. Особый интерес привлекали истории фривольного свойства, не слишком приличные анекдоты и, прежде всего, дежурные сестры.

В ту пору я был не только болен, еще и опален, в моем настроении меньше всего хотелось болтать. Сдержанность эту, скорее всего, списали на возраст и на растерянность. Все прочие были люди пожившие, а я только-только перешагнул всего лишь первую четверть века, поэтому вызывал сочувствие. Возможно, что по этой причине и сестры были ко мне поласковей и повнимательней, чем к остальным.

В первые дни, еще не привыкнув к простейшей мысли, что прежняя жизнь осталась за невидимой гранью, я хорохорился и бодрился, пытался внушить себе, что попал в этот зачумленный дом ненадолго, близкие поддались глупой панике, все это вздорный, нелепый сон, проснусь – наваждение исчезнет. Я не хочу вступать в эту армию выдавленных из жизни людей. Я насмотрелся, как их избегают, стараются держаться в сторонке. И вот я сам среди них – отверженных, словно клейменных своим несчастьем.

2. Автор

Я был моложе, много моложе всех, кто лежал в четвертой палате. Возможно, этим и объяснялось внимание добросердечных сестер. От прочих больных оно не укрылось. Один из них, томный, широкобедрый, склонный к витиеватым периодам, чем отличался от всех других – люди здесь были немногоречивы, – однажды чуть ревниво сказал:

– Похоже, что вы хотите их сделать членами своего гарема.

«Члены гарема» были, бесспорно, сомнительным сочетанием слов, и я не преминул отозваться:

– А вы бы предпочли их увидеть гаремом своего члена?

Столь откровенная жеребятина в духе моей футбольной юности, уместная больше на стадионе, под брань на поле и на трибунах, имела в этом доме скорбей какой-то сумасшедший успех. Мои неулыбчивые соседи долго смеялись и долго допытывались у пышнобедрого златоуста о том, как он ублажал своих дам. Я опасался, что малый обидится, но, сколь ни странно, он был польщен. Я стал популярен в четвертой палате.

Но лавры пожинал я недолго. И вскоре обнаружил себя в зловещей третьей, а в ней давно уже никто не шутил, никто не смеялся. В третьей палате глухо немотствовали, готовясь к концу. За несколько месяцев, которые я провел в этом склепе, он обновлялся неоднократно.

Продолжить чтение

Вам может понравиться: