В память о Тихоне

Глава 1. Жестокие шутки

Одним чудесным весенним утром, когда снег, последний сын жестокой зимы, до сегодняшнего дня ещё таящийся в тени могучего ельника, растаял под натиском новой поры, на дороге, у самого въезда в Вареновку, показался некто, закрытый в чёрное пальто, старые тёмно-синие джинсы и шарф. Последний предмет его туалета был совсем уж не к месту, потому что шарф был тёплый, вязаный, большой и белый, к тому же на нём настырно бросался в глаза орнамент снежинок из чёрной пряжи. И чем ярче горело весеннее солнце, тем глупее казался этот несвоевременный наряд. Руки идущего были спрятаны в глубокие карманы, а на плечах крепко держался средних размеров чёрный рюкзак.

Шёл он быстро, но неуверенно, о чём мог бы сказать любой, удостоившийся хоть раз в жизни видеть этого человека, потому как уверенность не была ему присуща совсем. Но ходить он правда умел очень быстро, всегда будто бы стараясь от чего-то убежать. Быть может, ему казалось, что все вокруг его ненавидели, и именно от этих косых взглядов он хотел скрыться, или, возможно, в действительности ни одно место в мире не было ему ни капли ни дорого, ни любо. Обычно такие, как он, люди, каждую минуту провожающие взглядом в краткий путь стрелку часов на нелюбимой работе, срываются с места и бегут без оглядки.

Его звали Тихон. Нельзя сказать, что он был уродлив или красив, потому что лицо его, осмысленное, худое, с высоким лбом и ясными глазами, было испорчено россыпью угрей. Телом же он, несмотря на свои пятнадцать лет, минувшие три месяца тому назад, не напоминал ещё мужчину, но и на мальчика уже не походил. Чёрные кудри свои он держал без ухода.

Варёновка собой представляла маленькую деревушку, непонятно когда и кем основанную. Ни в областных учебниках по истории родного края, ни в исследованиях местных учёных, ни в разговоре стариков, таких же древних, как сам мир, не было памяти о начале Варёновки. Менялись люди, сёла, владыки земли русской, а деревушка так и стояла, непоколебимая пред ликом самого сильного и беспощадного над всеми смертными – времени. Этот последний рудимент, быть может, исконно славянского мира, никому не нужный и всеми забытый, скрывался от людей за тремя стенами высокого старого ельника, а с четвёртой стороны был защищён небольшим озерцом, за которым чернело уже готовящееся к пашне поле. От основной трассы, по которой едва ли раз десять за день проезжали чьи-то колёса, к Варёновке вела отдельная ветка потрескавшегося асфальта, продавленного не под тяжестью машин, а скорее ставшего ещё одною жертвой многолетнего теченья жизни. По этой дороге Тихон и шёл.

Шаг его был быстр, а взгляд замутнён, как, впрочем, бывает часто с молодыми задумчивыми людьми. С неба на землю парня опустил звонкий и чистый голос, откуда-то сбоку заливший собою всю лесную тропу от края и до края. Тихон был так растерян, что не понял слов, но сказано было следующее: «Тут редко бывают гости. Ещё реже сюда заезжают новые хозяева». Парень, резко оглянувшись в сторону голоса и встав столбом, начал как-то глупо и нелепо, будто только проснувшийся котёнок, смотреть на оратора. Хотя подобное и для него, и для любого другого в таких обстоятельствах было бы простительно.

Прямо сбоку от него по левой стороне стоял старинный стул, и ножки, и спинка которого были украшены вырезанными цветами тончайшей работы. Верх стула служил тем местом, с которого грозный дубовый орёл свирепо озирал просторы. На нем сидела девушка лет пятнадцати-шестнадцати на вид, невысокая, худенькая, с ямочками на щеках. Цвет волос её был светло-русый, брови густые и ровные, губы чуть-чуть припухлые, а ресницы длинные. Она была выражением природной чудной красоты, если бы не её взгляд – пустой и холодный, не умеющий улыбаться, неправильно смотрящийся на лице, которое словно создано было для улыбок. Одета она была в чёрное платье, явно парадное, на шее ее красовалось колье из алых рубинов; однако смущало одно обстоятельство: девушка была босая. Тихон, пытаясь собраться с мыслями, хотел было сказать что-то вразумительное, но странный вид незнакомки так его удивил и даже испугал, что он смог выдавить только: