Серебряный воздух

Сенатор Луций Катон ожидался ещё к полудню. Но что-то задержало высокого гостя из Александрии. Скорей всего – остановка для отдыха в Датнионе, в гостях у легата Симеона Лея.

Неудивительно. Дорога под палящим солнцем для отягчённого немолодыми годами человека, да к тому же, едва оправившегося после тяжкой лихорадки, совсем не пустяк.

Но на ночлег у легата он вряд ли останется. Сенатор передал с вестовым, что прибудет непременно сегодня.

Понятно его нетерпение. Из-за внезапно приключившейся болезни он вынужден был отложить выезд из Александрии на целую неделю. Иначе, просто не доехал бы он.

Можно вообразить, какие огорченья с переживаньями (вдобавок к телесному недугу) доставила ему эта нелепая задержка.

Потому что причина его самого срочного оказательства здесь была более чем серьёзна.

Центурион Авдий Паулин – главный ожидатель сенатора – почти весь день провёл в бездействии и душевной смуте.

Ему не сиделось в своим командирском шатре; он то и дело выходил наружу: в очередной раз осматривал лагерь своей центурии – всё ли в норме – заглядывал в палатки, переговаривался с солдатами, отвечал на вопросы, большей частью, об одном – скоро ли?… Наблюдал, как идут тренировки на плацу. Проверял чистоту вокруг кухонного навеса, складов, палаток, отхожих мест… Всё было в идеальном порядке, все знали, кто приезжает.

Он часто поглядывал из-за земляного вала – ограды лагеря – на широкий пустырь, за которым распластывалась песчаная отмель морского побережья. Там же начиналась дорога к Датниону.

Дорога – громко сказано; просто прибитый копытами-колёсами жёсткий грунт, неглубокая колея, прокинувшаяся вдоль берега, мимо отмытого волнами орехового песка, мимо вросших в землю белесых валунов, мимо слоистых скальных береговых обрывов, между холмами, покрытыми на склонах скудной травой и тускло-зелёными колючими клоками шиповника и тамариска, вдоль небольших, но приятных взору компаний финиковых пальм, акаций и олеандров в пологих низинах.

На пустыре маячили два легионера, не сводящих глаз с дороги. При появленьи гостей они мигом сообщат ему, он поспешит туда для встречи. Сенатор должен увидеть его первым из встречающих. Знак уважения. Тем более, что гость был не просто сенатор, а родной дядя Авдия Паулина по материнской линии. Последний раз он виделся с ним в Риме десять лет назад совсем молодым командиром контурбения в легионе Симеона Лея, перед походом в Сирию.

И вот – по прихоти судьбы – вдалеке от Рима, странная встреча по совершенно неожиданному поводу. Или, может быть, всё-таки – слегка ожиданному? Для сенатора. Его прощальные слова, там, в Риме… Загадочные слова.

Авдий приблизился к поднятой на бревенчатых столбах плошадке часового, вопросительно кивнул ему. Тот тряхнул головой в ответ – ничего нового.

Лагерь его центурии был разбит на пологом холме, оттуда прекрасно обозревались окрестности.

Двенадцать больших палаток, командирский круглый шатёр, навес для кухонных столов, выровненный, очищенный от травы плац для боевых тренировок и общих сборов.

Лагерь по квадратному периметру был окопан рвом, глубиной в три локтя, обложен земляным валом, из которого наклонно торчали неровные, но частые и хорошо заострённые колья, срубленные из окрестных акаций.

Не идеальное, но достаточно серьёзное препятствие для возможного вражеского нападенья. Обезопасить свой лагерь – первейшее дело; для этого легионеры никогда не жалели ни трудов, ни времени.