Андрюшка был весьма замкнутым в себе подростком: тщедушный, бледный, с болезненного цвета худым лицом, усыпанным веснушками, большим неулыбчивым ртом с тонкими губами и отсутствующим взглядом. Оттопыренные его уши просвечивало солнце, что являлось предметом насмешек и обидных прозвищ со стороны одноклассников.
Ко всему прочему, одиннадцатилетний школьник был весьма рассеянным и медлительным. По мнению его классной руководительницы Светланы Григорьевны, он: «Ворон считает», а его мать, Ольга, называла сына мечтателем и часто раздраженно окрикивала его: «Хватит в облаках витать! Вернись уже с небес на землю!» – и плакала. Она часто плакала, тихо, не в голос.
Андрюшка, в такие моменты, молча, стоял поодаль, виновато понурив голову и мысли его тогда бывали где-то далеко-далеко, за пределами серой реальности. Он не переносил слез матери, но будучи не в силах уйти, оставив мать одну наедине с ее переживаниями, он в своих мыслях убегал в те далекие сказочные страны, описанные в приключенческих книгах. В страны, где нет слез.
Читал Андрюшка жадно и много. Он представлял себя путешествующим вместе с героями, о которых читал, был их другом и соратником, хотел быть похожим на них. Своими размышлениями, мечтами подросток ни с кем не делился, он хранил их в своем сердце, это было его сокровенной тайной.
Ольга переставала плакать и, вытирая ладонями слезы с покрасневших глаз, обнимала сына. «Горе ты мое луковое!» – произносила она, силясь улыбнуться и Андрюшка, вернувшись к реальности, обнимал мать в ответ. Он думал: «Почему я горе? И почему именно луковое?». Затем Ольга, наконец, выпускала сына из объятий и он, вздохнув, уходил к себе в комнату делать уроки.
Воскресенье выдалось солнечное, был сентябрь, стояло бабье лето. Андрюшка любил выходные, когда не было вокруг ненавистных ему одноклассников, учителей, школы. Утром приходила баба Маня, соседка жившая этажом выше и Ольга, мать Андрюшки, уезжала с ней в собор. Андрюшка оставался дома один, предоставленный самому себе.
Проводив мать и закрыв за ней дверь, он спешно завтракал и забирался снова к себе под одеяло, читал книги. Иногда он откладывал книгу и подолгу, уставив взгляд в одну точку на потолке, видимую лишь ему одному, предавался размышлениям.
Он думал о маме, о том, почему она такая несчастная и часто плачет; он думал о том, почему ушел от них отец и куда? У мамы он об этом больше не спрашивал, так как, спросив однажды, ему уже пришлось пожалеть об этом: мама рассердилась на него, кричала, называла неблагодарным ребенком, упрекала что он, Андрюшка, весь в отца своего и велела больше не упоминать о нем. А затем мама снова долго плакала.
Впрочем, отца Андрюшка не любил и очень боялся. Он был рад, когда отец ушел от них. Отец часто пропадал раньше месяцами, а когда появлялся, то беспробудно пил и бил маму и его. Андрюшка вспоминал, как отец отправлял его за водкой в магазин, а напившись, обязательно находил причину, чтобы отвесить звонкую оплеуху сыну. Он орал какие-то невнятные вещи и лупил Андрюшку, но тот не слышал его слов. Он тихо стоял, втянув голову в плечи, потупив взор, и плакал. Каждый подзатыльник отзывался глухим звоном в голове и на ум почему-то приходил звук резинового мячика ударяющегося об асфальт. В его памяти всплывали строчки из детского стишка: «Мой веселый звонкий мяч…». Строчки, из его далекого детсадовского детства. Затем отец уставал «воспитывать» сына. Он уходил к себе в комнату и засыпал, а Андрюшка, успокоившись, потихоньку выбирался на улицу и гулял там дотемна, пока с работы не возвращалась его мама.
