Выносящая приговор

Посвящается

обладателю карих глаз,

навечно лишивших покоя…

Все начинается со взгляда. Всегда.

С. А. Есенин

Что случилось? Что со мною сталось?

Каждый день я у других колен.

Каждый день к себе теряю жалость,

Не смиряясь с горечью измен…

С. А. Есенин

Шуршание цветных осенних листьев под ногами нарушало гробовую тишину леса. Иногда в унисон шуршанию ветер шелестел оставшейся на деревьях листвой, небрежно роняя ее на сырую землю. Я не спеша продвигалась вглубь чащи, с опасением поглядывая по сторонам, и, периодически поднимая глаза вверх, переставала вдыхать холодный воздух, на мгновение замирая на месте от страха, но, понимая, что нечто темное, свисающее с дерева, – всего лишь обломанный сук, а вовсе не висельник, продолжала идти вперед, все дальше и дальше отдаляясь от трассы.

Мелкие березовые листья прилипали к влажным ботинкам, больше напоминающим берцы, и прятали их черную кожу, маскируя желтым цветом. Каждый холм, каждая возвышенность заставляли сердце сбиваться с ритма. Покусывая обветренные губы, я вновь останавливалась и, ощущая дурманящее головокружение и омерзительную тошноту, касалась замерзшими ладонями мокрой шершавой коры близстоящего дерева. Руки беспрерывно дрожали, а ноги, словно лапы плюшевого медведя, имели ватное наполнение и были маломобильными. Откинув прядь волос, упавшую на влажное от капель дождя лицо, я снова посмотрела вперед: чуть правее от облысевшего шиповника лежали сломанные большие ветки, с какой-то неведомой для меня целью сваленные в одну кучу. «И кому это, интересно, понадобилось стягивать их в одно место?» – мысленно спросила я себя, а сердце с тревогой сократилось, как будто готовилось ускорить темп, дабы он соответствовал неблагополучно складывающейся ситуации. Приблизившись, я опять осмотрела ветки оценивающим взглядом. Странным мне показалось то, что их явно сорвал с деревьев не ветер, а, скорее всего, человек. Листья на них так и не успели пожелтеть, оставшись зелеными. Они лишь завяли, повиснув на тонких черешках, а после и засохли в таком же положении.

Прикусив нижнюю губу сильнее, я подошла еще ближе… и еще…

Замерзшие до онемения пальцы ухватились за самый большой верхний сук, резко стянув его с кучи и откинув в сторону высоченного пестрого клена, беспрерывно посылающего резные листья вниз на землю. После я потянула на себя березовую более легкую ветку, а затем – лежащую под ней дубовую с крупными коричневыми желудями. Они одна за другой неумолимо перемещались моими усилиями под рыдающий взахлеб старый клен, не предвещая ничего хорошего.

Я в какой-то сумбурной спешке продолжала откидывать ветку за веткой, стремительно уменьшая размеры таинственной рукотворной кучи, в надежде наконец-то докопатьсядо истины. Тяжелое, глубокое дыхание причиняло боль сердцу, онемение рук поднималось все выше и выше, от локтя к плечу, а я уперто наполняла легкие кислородом, искусывая губы в кровь, только бы не обращать внимания на то, что острой иглой вонзалось куда-то в правое предсердие, мешая ему планомерно сокращаться. Не справившись с болью, я отступила и, смахнув тыльной стороной ладони капли со лба, уставилась с ужасом на пожухлые листья, из-под которых виднелся кусок черной ткани. Наклонившись ниже, я вцепилась в него дрожащими пальцами и потянула вверх, но положительного результата это не принесло. Что-то очень тяжелое находилось под листвой и вот так запросто поднять его на поверхность не представлялось возможным. Вовсе отказавшись от кислорода, – так как его поглощение причиняло нестерпимую боль в глубине грудной клетки, прямо под ребрами, – я принялась откидывать листья в сторону.