Лунный полёт духов

Эпиграф

«Примеров наберётся множество. Видно, что хотя духовность, кажется, и демократизировалась и духовные сокровища времени, кажется, принадлежат всякому современнику, научившемуся читать, всё важное совершается на самом деле в тайне и безымянно, и, кажется, что где-то в чреве земли скрываются жрецы и заговорщики, направляющие судьбы духа из анонимного подполья, и своих глашатаев, снабжённых властью и взрывной силой для многих поколений, шлют в мир под масками и без легитимаций, заботясь о том, чтобы общественное мнение, радующееся своей просвещённости, не заметило ничего магического, которое совершается прямо у него под носом.

Но и в более узком и простом кругу мы ежедневно можем видеть, сколь удивительны и сказочны судьбы книг, обладающих то силой полностью околдовывать человека, то способностью делать его незримым. Мы видим, как писатели живут и умирают, известные лишь немногим или неизвестные никому, и как после смерти, нередко десятилетия спустя, их книги, осиянные, внезапно воскресают, будто не существует никакого времени».

Герман Гессе

«Магия книги»

С теневой стороны Луны я мог обозревать всю Вселенную. И звёзды уже не чередовались предо мной, ибо ими было объято всё небо и вся Вселенная. Я мог сосредоточиться на любой звезде и напитываться её энергией. Со мной продолжали оставаться сопровождающие меня мои любимые писатели Пу Сун-лин, Юань Мэй и Цзи Юнь, и я мог с ними общаться. Вероятно, я сам уже впал в летаргический сон, потому что, в какой-то степени, потерял связь с внешним миром. Нет, конечно, отголоски внешнего мира я слышал, потому что мой слух улавливал голоса моей возлюбленной студентки Татьяны и её матери Девятихвостой Лисы. Из их разговором, я решил, что после моего погружения в летаргический сон, меня поместили в ту же лечебную палате, где уже находились мои ученики и прихожане церкви, впавшие в это состояние раньше меня. И я не мог понять течения времени во внешнем мире – когда там происходила смена дня и ночи. В моём мире я сам устанавливал для себя день или ночь, и они могли продолжаться бесконечно, вернее сказать, до тех пор, пока я сам не менял порядок времени по своему усмотрению. Я одновременно мог находиться и в своём дне и в своей ночи. Когда Татьяна и Девятихвостая Лиса говорили между собой, находясь рядом со мной, я предполагал, что они сидят возле моей постели вечером, так как днём Татьяна ходила на занятие в университете, а ночью, вероятно, спала в своей постели.

Однажды я попытался выйти на связь с ними, но этого у меня не получилось. Я слышал, как они сидели со мной рядом и обсуждали то, в каком мире я нахожусь. И вдруг Татьяна вспомнила стихи моего любимого поэта и процитировала их:

Не выпуская из руки прибор,

Сидит он, горбясь, И война и мор

Прошлись окрест, так странен и печален

Развалин вид. И виснет плющ с развален.

Пчелы вечерней медленное пенье

Легко дрожит. – покой и запустенье!

А он стекляшки пёстрые подряд

Перебирает, ловкою рукою

Их по одной раскладывая в ряд.

Он в этом был велик, во время оно.

Магистра имя было повсеместно

В кругу умов утонченных известно

В числе светил, первейших небосклона

Духовного повсюду он считался.

Теперь всё кончено: тот мир ушёл,

И если бы коллега постучался,

Или пришёл, робея, ученик.