На гребнях волн

Нам по тринадцать – уже почти четырнадцать, – и улицы Си-Клиффа принадлежат нам. По этим улицам мы поднимаемся в школу, гордо высящуюся над океаном; по этим улицам сбегаем вниз на холодные, продуваемые всеми ветрами пляжи, где сидят с удочками рыбаки и околачиваются всякие чудики. Об этих широких улицах нам известно все: где они идут в гору или под уклон, где сворачивают к берегу. И все здешние дома хорошо нам знакомы. Вот в этом величественном кирпичном особняке жил фокусник Великий Картер: внутри дома был устроен кинотеатр, а обеденный стол поднимался из люка в полу. А вон в том, где во дворе над океаном длинные качели, жил Пол Кантнер из «Джефферсон Старшип» – может, и сейчас живет. Качели он поставил для Чайны, своей дочери от Грейс Слик. Чайна родилась в один год с нами, и, проходя мимо, мы всякий раз поглядываем на качели – вдруг она там? А вон в том внушительном доме с нежно-розовыми стенами однажды была вечеринка, и вдруг ворвались грабители в масках: одна гостья отказалась расставаться с кольцом, и ей отрубили палец. Мы знаем, где живет наш школьный тренер по теннису (синий дом в тюдоровском стиле, на каждый Хеллоуин его украшают лохмотьями декоративной паутины), знаем, где живет завуч (белый дом с черными воротами) – обе они женщины, обе замужем. Знаем, где живут доктора и адвокаты и те коренные горожане, чьи фамилии прославлены отелями и особняками в других частях Сан-Франциско. И, что важнее всего – поскольку нам по тринадцать и учимся мы в школе для девочек, – мы знаем, где живут мальчишки!

И тот высокий, у которого на ногах перепонки между пальцами. Иногда мы ходим к нему на Си-Вью-Террас смотреть кино с Биллом Мюрреем – и восхищаемся тем, как он со своими друзьями знает все реплики Билла наизусть: точь-в-точь как сами мы помним каждое слово из «Изгоев». И тот, что однажды на пляже порвал на мне серебряную цепочку, мамин подарок: схватил и дернул, а я убежала. И тот, что приходил в гости, когда мне поставили кровать с пологом: решил, что она двухъярусная, залез на полог и сломал. Починить как следует так и не удалось: до сих пор один столбик смотрит в сторону. Мы подозреваем, что именно этот парень со своими дружками вывел на незастывшем цементе напротив нашей школы – женской школы «Спрэгг» – надпись: «ДЕВКИ ИЗ «СПРЭГГ» ЗАДОВАКИ». Неизвестно уж, пальцем писал или прутиком, но надпись осталась на века. «Ха! – говорим мы, проходя мимо. – Они даже не знают, что «задавака» пишется через А!»

Знаем, где живет тот красавчик, у которого папа служит в армии. В Сан-Франциско он приехал недавно, а раньше жил где-то у Великих Озер и до сих пор носит клетчатые рубашки с короткими рукавами – в тех местах все так ходят. Отец его, должно быть, в каком-то высоком чине – иначе почему они поселились не в Пресидио, где обычно живут семьи военных? Впрочем, в армейских порядках мы не разбираемся и о них не думаем: военные стригутся под ноль, а это совсем не круто. Знаем, где живет мальчик без руки, хотя и не знаем, где и как он потерял руку. Он часто играет в теннис в парке на Двадцать Пятой авеню или в бадминтон в переулке позади своего дома; по этому переулку, если пройти немного дальше, можно попасть к нам домой. Во многих кварталах в Си-Клиффе есть такие переулки с гаражами; там ставят машины, чтобы не загораживали вид на океан или на Золотые Ворота. Наш район в Сан-Франциско – один из первых, где кабели электропередачи стали прокладывать под землей, чтобы провода не портили пейзаж. Такие уж здесь традиции: все некрасивое положено скрывать.