Лафертовская маковница. Романтические повести XIX века

Жанр: Русская классика / Литература 19 века

Автор

Афанасий Афанасьевич Фет Дмитрий Владимирович Веневитинов

Страниц

290

Год

2024

Романтическая повесть занимает выдающееся место в русской литературе 30-х годов XIX века, являясь одним из ключевых жанров этой эпохи. В это время авторы стремились создать образы возвышенных личностей и изобразить глубокие страсти, которые отражали внутренние терзания и переживания человечества. Романтизм, с его тумаными снами и мистическими видениями, загадками и элементами магии, создает уникальную атмосферу, погружающую читателя в мир чувств и фантазии.

В этом контексте особенно интересен сборник, в который вошли менее известные, но не менее увлекательные произведения таких авторов, как В. Жуковский, Антоний Погорельский, А. Бестужев-Марлинский, А. Вельтман, В. Одоевский, Д. Веневитов, Е. Растопчина, А. Герцен, Е. Ган и А. Фет. Эти писатели, хотя и находились в тени наиболее известных современников, внесли значительный вклад в развитие романтической прозы, привнося индивидуальный стиль и уникальные темы. Их произведения полны глубоких чувств и философских раздумий, часто обращаются к вопросам человеческой души и её местоположения в бурном мире.

Таким образом, романтическая повесть не только отражает тенденции своего времени, но и продолжает вдохновлять современных читателей, открывая двери в захватывающий мир эмоций и грез.

Читать бесплатно онлайн Лафертовская маковница. Романтические повести XIX века - Афанасий Афанасьевич Фет, Дмитрий Владимирович Веневитинов

Всемирная литература

В оформлении обложки использованы фрагменты работы художника Джорджа Бакстера

Василий Андреевич Жуковский

1783–1852

Марьина Роща

Старинное предание

Тихий и прохладный вечер заступал уже место палящего дня, когда Услад, молодой певец, приблизился к берегам Москвы-реки, на которых провел он дни своей цветущей юности. Гладкая поверхность вод, тихо лобзаемая легким ветерком, покрыта была розовым сиянием запада: в зеркале их отражались с одной стороны дремучий лес и терем грозного Рогдая, окруженный высоким дубовым тыном (он был построен на крутой горе – там, где ныне видим зубчатые стены Кремля, великолепные чертоги древних русских царей, соборы с златыми главами и колокольню Иван Великий), с другой – зеленые берега, покрытые кустарником и осыпанные низкими хижинами земледельцев. Повсюду царствовало спокойствие; воздух был растворен благоуханием цветущей липы; иногда во глубине леса раздавался голос соловья или печальное пение иволги; иногда непостоянный ветерок потрясал вершины дерев; иногда робкий кролик, испуганный шорохом, бросался в кустарник и шумел иссохшими ветками. Услад шел по тропинке, извивавшейся между деревьями; душа его, наполненная воспоминаниями, погружена была в задумчивость. Время прошедшее, время, в которое находил он себя счастливым, представилось мыслям его со всем минувшим своим очарованием. «Где ты, моя радость? – воскликнул печальный Услад. – Где ты, прежнее время? Прихожу на то же место, на котором некогда называл я жизнь свою веселием: тенистая роща, светлая река, зеленые берега, вы не изменились; но, счастие мое, тебя уже нет. По-прежнему благовонная липа разливает свой сладостный запах, по-прежнему звонкий соловей или пустынная иволга поют во глубине дремучего леса; а тот, кто некогда услаждался благовонием цветущей липы или, задумавшись, при гласе звонкого соловья и стоне пустынной иволги живее мечтал о своем счастии, тот уже не похож на самого себя. Ах! не узнаете вы меня, места прелестные; очи мои потускли от скорби, ланиты мои побледнели, лицо мое помрачилось унынием…» Услад приближается к берегам светлого ручья [1], который, журча и сверкая, бежал по золотому песку в зеленом кустарнике и сливался с Москвою; он увидел на крутизне горы уединенный терем грозного Рогдая. Последнее блистание вечера играло еще на тесовой кровле верхней светлицы и на острых концах высокого тына; вершины древних дубов, берез и лип, которыми покрыта была вся гора, восходящие одни над другими, мало-помалу омрачались, наконец потемнели совсем; на одном только тереме, который, подобно великану, возвышался над лесом, оставалось умирающее мерцание; наконец и оно померкло, повсюду распространился сумрак. Услад, увидя Рогдаев терем, затрепетал, остановился, долго смотрел на него в молчании, неподвижный, мрачный, сложив крестообразно руки; наконец слезы покатились ручьями из глаз его… «Ах, Мария!» – воскликнул он; вздохнул из глубины сердца, и голова его склонилась ко груди.

Молодой Услад родился на берегу Москвы-реки в бедной хижине, от честных родителей. Природа наградила его прекрасною душою, прекрасным лицом и дарованием слагать прекрасные песни. Часто, простертый на берегу светлой Москвы и смотря на ее серебряные волны, провожал он вечернюю зарю звонким своим рожком. Приятные звуки раздавались по берегам и повторяемы были отголосками сенистой рощи. Молодые сельские девушки любили слушать Услада, когда он простыми стихами прославлял весну, спокойствие земледельческих хижин, свободу поднебесных ласточек, нежность дубравных горлиц или изображал приятность маткиной-душки

Продолжить чтение

Вам может понравиться: