Салочки

По спине зазмеился холодный пот. Шам Каверлон по кличке Бивень схватил меня за шкирку и бросил на стул. Худой и длинный словно палочник бармен расправил острые лопатки и сочувственно зыркнул: «В этом деле я тебе не помощник». Ага, лёгкие деньги – не работа, по пяткам не бьют, да, насекомое?

Бармен наспех вытер последний стакан и извлёк амбарную книгу, приступив к работе букмекера: лихо переобулся.

– Я вызываю Тона, – прогремел Бивень, – и ставлю пятьдесят клешней чёрных крабов.

Звонко затрещала моя седая мечта: овальные, непохожие на другие клешни, эти рассыпались по барной стойке крупными кофейными зёрнами, на которых тут же заиграли блики ламп. Такие деньги у нас не водились – только там, повыше. А здесь и думать не смей. За эту сумму я хотел… Я бы мог… Нет, я бы точно… Проклятье, как же жестоко – видеть перед собой надежду, которая не прорастёт, сгниёт, пойдёт на корм этому хряку!

Гул прошёл по собравшимся, – завсегдатаям «Сытого пеликана», – и десятки взглядов воткнулись мне в спину. Я чувствовал их каждым позвонком, каждым вздыбленным на затылке волосом. Они хотели зрелища, а я, словно загнанный детворой котёнок, больно вжимался в спинку стула.

– Коллекционер сердец вызывает Тона, – тихонько обронил чей-то голосок.

– Бивень вызвал Беглеца Тона! – заорали уже увереннее.

Чтоб вас.

На жалость этих пьянчуг я даже не рассчитывал. Разеваемые в криках пасти требовали бойни, и не мне их винить. Жители Гёльза, городка, лишённого изысков, только так и развлекались: ставили на фаворитов да накачивались горючим пойлом. И – чего греха таить? – я тоже неплохо зарабатывал на таланте удирать хоть от самого Всеотца.

Вот только Шам Каверлон… С игроками лиги «A» я ещё не салился.

Его пухлое самодовольное рыло с двумя подбородками и маленькими поросячьими глазками попыталось изобразить надменность и, надо признать, ему это удалось.

Букмекер-бармен поднял бровь и по-свойски проткнул булавкой любимую бабочку – меня:

– Принимаешь?

Слова вдруг застряли в горле. Я лихорадочно соображал, стоит ли вообще ввязываться в очередную гонку, полагаясь лишь на собственную удачливость. Может, спасовать? Но тогда какой из меня салочник? Вот так я размышлял всю долгую четверть минуты. Затем азарт и злость взяли поводья и крепко дёрнули на себя. Прикинув шансы, которых нет, расходы, которых есть, и нащупав четыре шара в торбе, я собрался с духом и выпалил:

– Да.

Миг – и человеческое море взорвалось одобрительными возгласами, словно молотом по наковальне. На прилавок с треском посыпались клешни. Букмекерские зазывалы топтались на красных бархатных пуфах, чтоб своими выхолощенными языками рассказать правила, которыми бы лучше подавились: на такие игры кошели вытряхивали только опытные, а им повторять незачем.

Я во все глаза следил за теми, кто ставил на меня свои надежды. Некто выложил на стойку конечность синего рака – огромную редкость и, судя по виду ставившего, последние сбережения. Другой игрок неподалёку выкладывал недавний выигрыш, который бы кормил его ещё месяц. Безумцы! Ещё один с перебинтованной башкой протолкался вперёд и высыпал содержимое сумки на прилавок: клешни раков и скорпионов тут же образовали внушительную горку. Ого, вот это щедрость, чудак-незнакомец!

Казалось, жёлтые лампы на потолке потускнели в свете горящих глаз. Азарт всюду: плотнее кальянного дыма, в котором тонула роскошь таверны, крепче пережжённого вина, разлитого по снифтерам… вороватее Шама, который крал саму жизнь.