Колокольцев серебряных звон

ПРОЛОГ

Колокольный перезвон разносился над городом, словно эхом отдаваясь со всех его концов. Голуби взмывали в небо и кружились над крышами, напуганные неслыханным до сих пор многоголосьем. Басовито гудели большие храмовые колокола, им отвечали звонкой перекличкой колокола поменьше, тонкими нотками вплетались в общий хор дверные колокольчики, дополняющие общую праздничную какофонию.
Принц женится! Единственный наследник Сайлимского престола сегодня идёт к венцу со своей избранницей!
Народ ликовал. Улицы пестрели праздничными гирляндами из шёлковых флажков, фасады домов были украшены цветами, на центральной площади и прилегающих к ней широких улицах расставлялись столы, на которые чуть позже принесут щедрое угощение: каждая хозяйка считала своим долгом и большой честью блеснуть своим кулинарным искусством в столь знаменательный день! Вино и пиво из дворцовых закромов потекут рекой.
И только мне чудилась в общем веселье нотка горечи. Едва уловимая, слышимая лишь знающему, как могло бы быть иначе. Мнилось, что колокола не поют, а плачут, скорбя о своей, одним лишь им ведомой потере.
Двери храма распахнулись, и на том конце дорожки показался Его Высочество, принц Ксармаил Ваяр Даниор аль Иртуна. Молодой, ослепительно красивый, одетый в белоснежный свадебный наряд, как и положено любому прекрасному принцу из сказки. Сказки, оказавшейся ко мне не слишком-то доброй, в которую я случайно попала всего несколько месяцев назад.

ГЛАВА 1

Отца своего я не знала, мать меня нагуляла по молодости. Говорила, он то ли певцом был, то ли артистом каким. На гастроли в наш районный центр приезжал. Между делом вскружил голову восторженной девчонке. Даже не роман закрутил, так, провёл весело ночку. Он уехал потом, а она через два месяца поняла, что тяжёлая. Перепугалась – страсть! Но от нежданного ребёночка избавиться рука не поднялась.
Точнее, хотела, ведь позор-то какой на всю деревню! Даже деньги наодалживала, чтобы к местному фельдшеру на аборт пойти, да бабка – царствие ей небесное! – отговорила. Образумила дурёху испуганную. А после уж и меня растить помогала, потому как мать родная дочь свою непутёвую из дому выгнала. Сразу как о пузе её узнала, отреклась.
Так и жили втроём, пока прабабушке Марфе пришёл срок помирать. Домик её матери моей по завещанию отошёл, а вскоре и жених нашёлся серьёзный, хозяйственный. Не побоялся себе «бабу с прицепом» взять, на молву рукой махнул. Полгода не прошло, как они свадьбу сыграли и он к нам переехал.
Так у меня появился отчим.
Суровый, но правильный. Нормальный такой деревенский мужик. Работал много, хозяйство поднял, а на выходных любил пропустить рюмочку-другую. Всё как у всех.
Потом у них с мамкой свои дети пошли, и я окончательно почувствовала себя лишней. Нет, меня не притесняли, не дразнили и не обижали. Просто чувствовалось что-то такое, неявное, будто мать меня стыдилась. А отчим нет-нет, да под пьяную лавочку напоминал ей о грехе молодости. После извинялся перед ней и передо мной, но легче от этого не становилось. Приходилось терпеть.
Деваться мне было некуда: бабка, которую я так и не узнала, – мамкина мать – померла, когда я была ещё маленькой. Подхватила какую-то хворь непонятную и сгорела меньше чем за месяц. Её оставшиеся две дочки – мамкины сёстры родные – дом продали и поделили наследство промеж собой. Ничего младшей не оставили, мол, ей дом хороший от бабы Марфы перепал, и будет. Одна потом в большой город укатила и связь с семьёй оборвала, вторая – переехала в областной центр.