Солнечная Мельница

«Уи-и-и… А-а-а… А-ха-ха-ха…»

Голоса в голове сегодня разошлись как никогда. У них какой-то праздник? Авель открыл глаза, заранее готовясь снова крепко зажмуриться – если из окна брызнет нестерпимо ярким солнечным светом. От слишком яркого света голоса в голове начинали звучать громче.

За окном не было солнца. И не было неба. С уличной стороны к стёклам, забранным частой решёткой, липла серая влажная хмарь. И это не голоса в голове Авеля завывали и хохотали на все лады. Это выл и бесновался ветер.

Ветер. Пришёл ветер.

Пришли ветра…

«Ты поймёшь, милый друг, что настала пора,

Когда листья сорвут молодые ветра,

Когда скроется небо дождя пеленой,

Ты поймёшь, милый друг, и уйдёшь вслед за мной».

Авель улыбнулся и откинул тонкое больничное одеяло. Переодеться было не во что, поэтому он просто как следует отряхнул и разгладил на себе блёкло-бурую пижаму. Старательно заправил постель, так, чтоб ни одной ненужной складки и подушка строго по центру. Смахнул с пустой тумбочки невидимые крошки. И замер навытяжку спиной к окну, дожидаясь, пока за ним придут. Ветер продолжал швырять в стекла пригоршни дождевых капель, в щелях оконных рам тонко посвистывало. Скоро у Авеля замёрзла спина от сквозняка.

Не беда. Через несколько минут за ним придут, и по дороге до нужного места он сто раз успеет согреться. А пока можно внимательно рассмотреть стены, потолок, пол этой скучной безликой комнаты. Запомнить каждое пятнышко на обоях, каждую трещинку в побелке, проследить расплывчатые линии на затёртом линолеуме. Будто головоломка, так забавно. Сильнее всего невнятный рисунок на линолеуме затёрт на узкой тропке от кровати до двери. Оно и понятно, там чаще всего ходят. Те, кто был здесь до Авеля, сам Авель, те, кто будут здесь после него. Кто окажется в этой комнате уже сегодня вечером? Или маленькая палата пока что побудет пустой?

На двери мигнул зелёный огонёк, потом скрежетнул ключ в замке. Здесь не доверяют одной электронике, памятуя о том, что могут быть перебои с электричеством. Поэтому палаты запираются ещё и на механические запоры.

– Ты уже готов? – удивился вошедший в палату санитар. Авель радостно улыбнулся – этот могучий добродушный дядька ему нравился. Жаль, что дядя Женя будет спать и не увидит самого интересного. – Ну ты и молодец, Славка. Идём, что ли?

Авель только кивнул. Ответить вслух не получилось бы при всём желании: горло сжалось от волнения так сильно, что даже уже дышалось с трудом. Ничего. Это пройдёт. Скоро всё станет совсем по-другому.

Маленькая комната осталась позади, вот снова звякнул ключ в замке, вот широкая ладонь дяди Жени аккуратно и плотно обхватила плечо Авеля. Шаг, шаг, третий, пятый. За коридорными окнами деревья в парке размахивали ветвями, сбрасывая листья целыми охапками. Поворот направо – кабинеты врачей, процедурная, комната отдыха, комната для свиданий. Нет, туда Авелю не надо. Ему нужно прямо, только прямо, до самого конца коридора. А потом – вверх, вверх, вверх.

Ладонь санитара на плече Авеля напряглась и тут же расслабилась, мягко и тяжело придавив плечо. Всё, дядя Женя спит. Но его глаза открыты, а ноги продолжают шагать по коридору – прямо, до самого конца, до решётки, закрывающей выход на чёрную лестницу. Короткая остановка, Авелю нужно достать из кармана санитара магнитную карточку и приложить к панели замка. Готово. Других засовов тут нет, ведь никому и в голову не придёт соваться в этот неприметный закуток, ведущий к служебной лестнице. Здешние обитатели не мечтают о свободе, они давно забыли, что это такое. Авель тоже забыл, но ему рассказала Марина. И теперь он должен выбраться на крышу. Потому что свобода – там, наверху.