Родная

ГЛАВА 1
[Лиза.]
С наступлением жарких июльских деньков родители благополучно отбыли на дачу, а я загорелась идеей убраться в квартире. Дождавшись выходных, прямо с утра принялась за наведение чистоты. Начала с зала - главного помещения в нашей двухкомнатной квартире.
Первыми в стиральную машину отправились шторы и тюль, а я, вооружившись химическими распылителями и газетами, взобралась на подоконник.
Когда стекла засверкали чистотой, а занавески благополучно подсыхали на балконе, я принялась за чистку коврового покрытия. Покончив с ним, взглянула на шкаф и захотела расплакаться от тоски.
Сколько себя помню, высокий трехстворчатый уродец из красного дерева всегда был бессменным атрибутом комнаты. Осколок из совка с облупившимся покрытием и облезлыми ручками. Без возни с этой громадиной уборка не помогла бы, и комнату в порядок я не приведу. К возвращению родителей я решила обязательно купить новый комод. Прежде всего нужно было выкинуть весь ненужный хлам из этого шкафа.
Я достала из кладовки картонные коробки и занялась сортировкой вещей. Очистив почти все полки, решила дотянуться до самой последней. Подвинула стул к дверце, встала на цыпочки и выгребла оттуда какие-то старые книги и документы.
Я провела ладонью по дну полки, чтобы удостовериться, что больше ничего не забыла. И тут я наткнулась на зеленую книжечку с советским гербом на обложке. Сначала решила, что это мое свидетельство о рождении.
Открыла и обомлела: на первой странице я увидела данные моих родителей, а в графе ФИО ребенка значилась не я, Елизавета Соколова, а некий Артем Соколов. Поборов волнение, я бросилась искать свои документы. Положив два свидетельства рядом на диван и кусая губы, стала с трепетом и замиранием сердца изучать их.
Соколов Артем Сергеевич был старше меня на шесть лет и, если верить записям органов загса, приходился мне родным братом. Братом, которого я никогда в жизни не видела.
Я почему-то не стала звонить родителям и выяснять правду. Если за столько лет они ничего не рассказали, то вряд ли сейчас я услышу от них внятное объяснение. В душе моей поселилась тревога и ноющее чувство недосказанности. С удвоенным энтузиазмом я принялась штурмовать шкаф. Свидетельства о смерти Артема я не нашла. Значит он жив? Почему же родители ведут себя так, словно я единственный ребенок в семье? Вопросы теснились в голове, мешая думать.
От тяжелых мыслей меня отвлек звонок Антонины Петровны, соседки с первого. Она была моей подопечной. Для остальных подопечных бабушек я находилась вне зоны доступа, ведь у меня был выходной. Для нее существовали особые условия. Я заглядывала к бабушке по воскресеньям и заслушивалась интересными историями из бурной молодости.
- Хорошая ты женщина, Лизочка, - заметила соседка, когда я закончила стелить постель и помогла Антонине Петровне прилечь на нее. – Хорошая, но несчастная. Живешь одна и замуж не выходишь.
Она затянула старую песню о счастье супружеской жизни и вреде одиночества. Антонина Петровна страдала рассеянным склерозом, поэтому все свои наставления транслировала с завидным постоянством. Я и сама прекрасно понимала, что двадцать семь - это не двадцать, и что в мои годы ровесницы ведут детей в садики и школы, а я в должности социального работника нянчусь с пожилыми.