Любые совпадения с реальными
лицами, фактами и событиями –
чистая случайность или каприз автора.
Не весна – не лето: уже не холодно, но еще не жарко. В Пушкиногорье в эту пору каждый год так: не сегодня-завтра вернутся соловьи, облюбуют густые кустарниковые поросли, начнут вить гнезда. Еще несколько дней и пернатые кавалеры зальются многоколенными трелями. Разборчивые дамы расположатся неподалеку и будут внимательно слушать: годится – не годится певун для продолжения рода? Дядя Сеня из соседнего дома за штакетником, будучи в хроническом легком подпитии, в такие вечере у себя на крыльце, бывало, мурлыкал тихо-тихо, однако, во всеуслышание: «Кавалеры приглашают дамов. Там, где брошка – там пирод. Две шаги налево, две шаги направо, шаг назад и поворот». При этом птицы его не боялись, продолжали предаваться своим заботам. В эти мгновения певцы любви, аккомпанируя дяде Сени, забывали все на свете и теряли всякую осторожность. Подходи вплотную и хоть бери их голыми руками. Брату и некоторым из поселка иногда даже удавалось их потрогать. Шаги у ребят, что ли, были какие-то беззвучные. Юрку, птицы подпускали метра на три, не ближе, и, словно их и не было, беззвучно упархивали куда-то в сумерки…
Поезд тихонько лязгнул сцепками вагонов и встал. Очнувшись от ностальгической одури, полковник вернулся в реальность. Пассажиры-попутчики уже стояли в тамбуре. Подняв с пола черную увесистую сумку, он закрыл за собою дверь опустевшего купе и не торопясь направился к выходу. «Поди ж ты, – усмехнулся он про себя, – уже сорок с гаком, а детство все дает о себе знать. Чуть выпал из хоровода привычных забот, и оно тут как тут. И брательник поблизости. Да и куда ж без него»?
На перроне многие были одеты почти по-летнему. Только кое-кто еще не расстался с пуховиком или плащом на подкладке: одни давно не были дома, другие, видать, еще не приноровились к быстрой смене сезонов. Полковник в своей светло-коричневой, ладно сидящей на его крепко сбитой фигуре добротной куртке, придававшей ему не столько солидности, сколько стройности, тут же влился в пестрый поток пассажиров, направлявшихся к зданию вокзала. И все-таки он чем-то выделялся в общей массе. Неприметный щупловатый паренек вырос будто из-под платформы. Сухо, по-простецки поздоровался, словно только вчера распрощался с гостем, которого видел впервые в жизни, без колебаний молча забрал у него сумку и, легко помахивая ею, направился к автостоянке, не посчитав нужным оглянуться на москвича. Полковника не удивило это свойство хватких оперативников легко определять своих даже в многолюдной толпе. «Прическа у оперов, что ли, какая-то фирменная, антикриминальная? Или носы особенные? – Ерничал он сам над собою. – Может, глаза не на том месте? Ишь ты, шагу не дал ступить, как вычислил! Враз «срисовал». А, ведь, никого из знакомых в отделе уже не осталось. Да если бы кто и прикипел к месту? Что с того»?
Ему даже не пришло в голову усомниться в корпоративной принадлежности бойкого коллеги, уже затерявшегося в толпе приезжих. Впрочем, чему тут удивляться, если, перехватывая сумку в левую руку, парню приходилось отводить ее подальше в сторону, чтобы оперативная кобура не так сильно давила на ребра. Сумка, видно, оказалась не такой уж легкой, как почудилось торопливому помощнику в первый момент.
