Дети Солнца

Нея проснулась и продолжала нежиться в мягких и нежных лучах Солнца, словно в лапах своего верного лохматого друга. А кстати, где он? Всё в порядке, как обычно прыгает на поляне, пытаясь ухватить зубами ярко жёлтых, почти лимонных, бабочек. А они, словно насмехаясь над ним, прятались в жёлтую траву, складывали свои крылья и становились невидимыми. Но стоило им коснуться травяного покрова, как огоньки на кончиках травинок гасли, тем самым выдавая их укрытие. И Лапус, так звали питомца, безошибочно прыгал на них. Они снова взмывали и карусель повторялась заново. Приподнявшись на локотке, Нея посмотрела на уже поднявшееся красное солнце, которое зацепилось за крону Одинокого дерева. Одиноким, народ Неи называл это дерево потому, что на всём холме, среди высокой жёлтой травы, оно стояло особняком и ярко выделялось зеленью, тёмной, изумрудной. Дерево было священным. Никто не мог точно сказать, как давно оно здесь. Да сколько здесь сам народ, никто точно бы не сказал. Народ называл себя Люди, а каждый по отдельности – Человек. Почему так? Да кто ж его знает. Эти знания были на уровне глубины, до которой ещё никто не доходил. Каждый помнил только одно: Я проснулся здесь. Да этого было и достаточно. За холмом, на котором росло Одинокое дерево, раскинулся огромный сад с деревьями дающими плоды круглый год. Потому что круглый год температура была одинаково комфортной. Можно было спуститься в сад, поесть плодов, которым даже не придумывали названия, так и говорили – синий плод, красный плод. Потом спуститься к ручью, запить сладкий вкус и придаваться любованию миром. А вечером, когда красное солнце снова пряталось в жёлтую траву, огоньки на кончиках травинок светили словно маленькие звёздочки на фоне тёмного неба, на котором поочерёдно всходили две Луны. Первая Синяя, тусклая и большая, через какое-то время вторая – Жёлтая, меньше Синей, но ярче. Её света хватало, чтоб разглядеть вдалеке, за садом, почти у края земли, огоньки соседнего народа. Они каждый вечер собирались в круг, свежесорванные травинки собирали в большой стог в середине круга и так спали. До восхода Жёлтой луны им хватало света. Странные люди. Но да в прочем, сколько Нея помнила себя, они жили так.

Она сладко потянулась, встала, поправила тогу, по-новой завязала свитый из пухового растения поясок, похлопала по ноге, призывая лохматого и побежала босиком к ручью, чтоб умыться и пойти в сад. Высокая, почти по пояс, и упругая трава щекотала её бёдра, а капельки света на ней гасли, стоило им коснуться ног бегуньи, а красные цветы становились ярче, фиолетовые, наоборот, тускнели. Лапус бежал следом, его уши только и мелькали над уже погасшими травинками, а чёрный и мокрый нос как неведомый жук, взлетал и опускался обратно. У ручья в это время было уже пусто, только Лона, Старшая, сидела в тени раскидистого дерева с длинными и узкими листьями и плела из нитей пухового дерева очередной поясок. Лона – безукоризненный авторитет, её все слушают и стоит ей поднять над головой свою слегка одутловатую руку, как все люди смолкают. Но это бывает крайне редко, обычно, Лона сидит вот здесь и плетёт, кому тогу, кому новый пояс. Вот и сейчас она была увлечена своим занятием.

Доброе утро, Лона! – звонким голоском поприветствовала Нея, подбегая к ручью и набирая воду в ладошки.