Совесть хлебопашца - Гавриил Троепольский

Совесть хлебопашца

Страниц

10

Год

2012

"В поле передо мной я вижу настоящую работу – громадный трактор проходит по земле, оставляя за собой длинную и глубокую борозду. Эта борозда постепенно продвигается вперед, словно непрерывно движущийся конвейер. Но в то же время она исчезает, исчезает в темноте, уходя в глубины земли. Больше никогда никто не увидит эту борозду – она будет затерта новым слоем земли, и люди увидят только ровную поверхность, покрытую хлопьями снега. Но ночью, когда все вокруг погрязнуто во мраке, кажется, что конца этой борозде нет, что она существует сама по себе с вечера до рассвета. Не так уж много людей способны понять, что это значит – видеть каждую борозду в этом величественном черноземном пространстве...

Я наслаждаюсь этим зрелищем, потому что оно напоминает мне о процессе творчества. Когда я работаю над своими проектами, каждый шаг, каждое движение, каждая идея создает что-то новое, оставляет свою отметку во времени. Подобно борозде трактора, эти следы моего творчества могут быть замечены только в определенный период, пока они не будут заменены новой идеей или новым проектом. И только ночью, когда все вокруг утихает, я осознаю бесконечность этого процесса и мою ответственность за каждую борозду, каждую идею, которую я оставляю за собой.

И так, я продолжаю двигаться вперед, осознавая, что каждая борозда, каждый след моего творчества, вносит некий вклад в мир. И даже если они исчезают со временем, они все равно привносят что-то уникальное и неповторимое. Так что давайте будем ценить каждую борозду, каждую идею, которую мы оставляем в этом мире, и продолжим создавать новые следы на своем творческом пути."

Читать бесплатно онлайн Совесть хлебопашца - Гавриил Троепольский

Дорогим моим друзьям-трактористам посвящаю.

Борозда, борозда и борозда… Всю ночь напролет впереди борозда. Луч фары накрыл ее и не выпускает ни на миг. И кажется, мир сузился до предела: перед трактором справа – черный, блестящий, как весеннее крыло ворона, кусок зяби; слева – кусок стерни цвета заячьей шкурки; в центре – борозда, глубокая, с отвесной стенкой. Дальше, впереди и по сторонам, темнота, густая и непробойная.

Борозда ползет под трактор, чуть сбоку, бесконечно и равномерно, как конвейер. Ползет и ползет и уходит назад, в темь. Больше уже не будет этой борозды – ее заваливает новый пласт, а люди увидят потом только ровную зябь. Только зябь, до горизонта. Но ночью всегда кажется, что борозде этой нет конца, что она одна с вечера и до рассвета. Не так уж много людей, понимающих, что значит самому человеку видеть каждую борозду в могучем черноземном просторе.

Сентябрьские ночи длинные. Борозды тоже длинные, иной раз тянутся они на два-три километра. Трактор урчит, однотонно погромыхивая траками гусениц. На плотной почве он, автоматически увеличивая обороты, старается сильнее, как живой, поднатуживается. Протянет через тяжелое, тогда снова рокот становится спокойным, ровным. Чуть повизгивает ленивец – колесико, которое за всю свою жизнь не прикасается к земле, хотя и крутится совсем близко от нее, в нескольких сантиметрах; оно только поддерживает гусеницу. Алеша называет ленивец не иначе как «работяга». Впрочем, каждая деталь у него имеет свое одушевленное или ласкательное название. Например, выхлопную трубу он именует «мадам», пускач – «бездельник» или «стиляга».

Алеша видит борозду, уползающую под трактор. Он-то уж знает, что такое самому видеть каждую борозду.

Ночь. Чуть-чуть, отдельными капельками, накрапывает несмелый дождичек. «Дождишка совсем не храбрый, – думает Алеша. – При таком моросейчике паши, пожалуйста, сделай милость». И Алеша пашет. Один пашет. Кругом темь. И никого нет. Где-то вдали глаза второго «детки» (так он называет трактор «ДТ»). Степь заполнена густым рокотом, но каждый тракторист слышит только свой трактор. Кажется, что в ночи он один. И никто до утра не придет. Да и кому надо идти или ехать сюда, когда вот-вот может пойти дождь. В хорошую погоду, и то редко кто сюда заглядывает.

К середине ночи стало сиверко. Ветер настойчиво хочет выдавить окошко кабины и угрожающе визжит в щель. Зато гонимый ветром дождишка не выдержал, и по тучам видно, как он улепетывает подальше. Алеша повязывает шарф поверх ворота телогрейки и радуется: «Дождя не будет. Главное, чтобы не было дождя. Ветер – пустяк. Не такое приходилось».

…Алеша стал вспоминать, как ему «приходилось». Начал думать о трудностях, а на память пришло совсем не плохое.

Окончил десятилетку и стал работать на тракторе. В прошлом сезоне надел новенький ватник, а теперь он спереди залоснился и стал как кожанка. Прошлогодних мозолей нет и в помине, пальцы уверенно и крепко держат рукоятки управления, а вначале приходилось тайком от других трактористов надевать перчатку на правую руку – ныли мозоли. И еще вспомнилось, как в дожди, слякоть, во время недельных простоев трактористы с тоской посматривали на уже прилепившуюся к гусеницам ржавчину, и – чего греха таить! – кое-кто позволял весьма крепкие выражения. В ясную рабочую погоду бригадир Туманов за такие слова может из отряда прогнать, но в муторную слякоть, когда по-волчьи серое небо давит на одинокую будку в степи и на душу трактористов, он только и скажет: «Что у тебя вместо языка, жаба, что ли, привязана?» Впрочем, это относится почти всегда к одному и тому же человеку, Кондрату Багулину. Именно его-то за «яркие выражения» Туманов однажды «отлучил от отряда» на два дня. Было дело.