Это и есть наша жизнь - Андрей Томилов

Это и есть наша жизнь

Страниц

85

Год

2025

Творчество Андрея Томилова пленяет читателя благодаря своему глубокому реализму. Его рассказы погружают в мир обыденной жизни, где судьбы персонажей переплетаются, открывая перед нами всю сложность и многогранность деревенского существования. Особенно ярко в его произведениях отображена жизнь людей, обитающих вдали от цивилизации — таёжных охотников, которые, несмотря на физическую и духовную напряжённость, не сдаются перед трудностями суровой природы.

Томилов мастерски передаёт переживания и эмоции, показывая, как герои противостоят жизненным испытаниям, извлекая силу из своей привязанности к родной земле и простым радостям. В его рассказах также с особой глубиной раскрывается образ собаки — верного спутника человека, чья преданность и мужество становятся символом настоящей дружбы. Эти четвероногие герои не только помогают в труде, но и становятся надежной опорой в трудные моменты.

С помощью деталей и ярких наблюдений, автор передаёт атмосферу таёжного быта, в которой задумчивые ночи сменяются угрюмым светом рассвета, а каждое движение в природе несёт с собой новые испытания и открытия. Читатель становится свидетелем того, как герои находят мудрость и терпение даже в самых отчаянных ситуациях, что делает рассказы Томилова не только увлекательными, но и глубокими, заставляющими задуматься о смысле жизни и ценности истинной дружбы.

Читать бесплатно онлайн Это и есть наша жизнь - Андрей Томилов

В любви и злобе


   Сразу хотел рассказать, как мне больно. Как меня сильно избили, как рёбра болят, что не вздохнуть. Но, передумал. Подумаешь, избили. В жизни меня били много и много раз. Что ж теперь, всех бьют, одних больше, других меньше. Кто сколько заслужил.


Начну всё по порядку.


    Вообще-то детство у меня было обычное, как у многих. Жили мы в небольшом пристанционном городишке, который и летом и зимой вонял жжёным углём. А за зиму заваливался мусором до второго этажа. Сначала, ещё по осени, мусорку таскали куда положено, к туалету. А потом, когда снега привалят, – кто куда докинет. Вот и растёт гора прямо перед окнами. Привыкли.


    Второй этаж, – это самые высокие дома в нашем городе. И мы, как счастливчики, жили в таком доме.


    Комната наша была самой последней по коридору. И, чтобы дойти до нас, нужно было преодолеть завалы из табуреток, тазиков, старых кроватей ещё возле пяти дверей. Коммуналка. Отчим называл нашу квартиру не коммуналкой, а коммунихой-психой.


Психой, – это по той причине, что почти в любое время, за какой-то дверью кто-то орал, или дрался, или просто долбился в стену, – в истерике.


    Мне же, квартира наша нравилась. Сколько себя помню, все со мной здоровались, были приветливы, частенько подкармливали, то стряпнёй, то какими-то незамысловатыми сладостями.


    Были какие-то неприятности, но они были всегда, и потому воспринимались как должное, как само собой разумеющееся. Как ТО, без чего и жизнь сама, не была бы столь весёлой и радостной. Неприятности эти были просто составляющей частью самой жизни.


    Пожалуй, что, самой неприятной из всех составляющих, был отчим. Козёл.


    Я и не помню, когда он у нас появился. Он всегда повторял и повторял, что он мне не отец. Говорил, что если бы он был моим отцом, – давно бы уже удавил. Помню, что он поначалу шлёпал меня легонько. Ладошкой, – то по затылку, по шее, по заднице, а то и по щеке врежет. Всё это было терпимо, и особых возражений с моей стороны, не вызывало.


    Тем более что мать всё видела, выхватывала меня и, обернув тёплыми, вкусными ладошками, прижимала к груди. Так прижимала, что дышать становилось трудно, а в серёдке становилось тепло и радостно. Пусть шлёпает.


    Потом отчим взялся за ремешок. Ловко ловил меня за ухо, здоровенными, узловатыми пальцами, и порол мамкиным кожаным ремешком, от старого, бабушкиного демисезонного пальто.


    Матушка сдерживала себя, кусая пальцы и губы.  Но противиться, не смела. Сдерживала, ждала. Освобождённого меня снова обнимала, усаживала на колени. Горячо шептала что-то на ухо, но понять её шепот было совсем не просто, да и перегаром пахло очень не вкусно. Но, несмотря на это, я чувствовал любовь, исходящую от самого близкого мне человека, любовь, направленную на меня. За эту любовь, за эти ласки и жаркое дыхание матери я готов был терпеть издевательства. Готов был терпеть, ведь просто так, без порки, мать меня и не ласкала, не прижимала к себе, не жалела. Пусть бьёт.


Мамка говорила, что пальто демисезонное, а сама носила его чуть не круглый год. Да и не было у неё другого.


    Когда он меня драл тем ремешком, то, пожалуй, что, больнее было ухо. Мне всегда казалось, что ухо вот – вот оторвётся. Да. А уж о спине и заднице, в то время не думалось. Ухо было жалко.