Пятый мир

Слепо таращась жёлтыми огнями, тускло-серый состав с утробным гулом мчался к станции из недр тоннеля, напоминающего распахнутую пасть огромного змея. Безликая блёклая масса пассажиров волной хлынула на платформу, устремляясь к лестницам переходов, или спеша к поездам, которые с равнодушным шипением закрывали двери за их спинами и стремительно уносились обратно в «змеиное чрево».

Габриэ́лла Бертра́н зевнула, проводив взглядом скрывшийся в тоннеле хвост вагона, и сонно уткнулась носом в свой сине-зелёный шарф, вдыхая едва ощутимый запах шерсти и представляя, как было бы чудесно сейчас вместо этого уткнуться носом в подушку. Вокруг бурлило суетливое, шумное метро. Люди на платформе спешили мимо, нервно проверяли расписание маршрутов или флегматично что-то читали в ожидании поезда. За прошедшие полтора часа ни один из них даже не взглянул в сторону скамейки, где расположилась Габриэлла, и никто не попытался занять свободную половину.

Были свои крохотные плюсы в работе стражей. К примеру, подавляющее большинство обывателей их даже не замечало, но при этом подсознательно всегда старалось держаться подальше. Габриэлла могла бы забраться с ногами на скамейку, станцевать – и осталась бы незамеченной, не захоти она сама привлечь внимание спешащих мимо людей. В теории. На практике она этого не проверяла, но порой её охватывало непреодолимое желание именно так и поступить, а потом посмотреть, что произойдёт. Вероятно, ничего. Разве что случайными свидетелями представления станут её коллеги – вот они-то определённо начнут коситься на неё с нездоровым подозрением.

Габриэлла снова зевнула и, закрыв глаза, в который раз мысленно просканировала всю платформу – ментальный радар по-прежнему не подавал тревожных сигналов. Разминая затёкшую шею, Габриэлла покрутила головой из стороны в сторону и расширила радиус поиска, случайно уловив присутствие другого наблюдателя на соседней станции. Она поспешно свернула поисковую сеть до пределов собственной территории и вздохнула – ни одного заражённого, даже на начальной стадии, поблизости не наблюдалось. Странно… во время утреннего столпотворения, как правило, хоть один да появлялся. Дежурство обещало тянуться целую вечность.

Она достала из сумки толстую тетрадь в кожаном переплёте.

«При таком затишье Феликс, бедолага, решит, что мы остались без работы».

Раскрыв тетрадь, Габриэлла устроилась поудобнее. Пролистав страницы, она нашла свободную, где принялась выводить карандашом мягкие линии, изредка поглядывая на проходящих мимо людей. Время ползло с чудовищной медлительностью, но мало-помалу поток пассажиров иссякал. Разносящееся по станции эхо голосов и шагов стихало, и лишь прибывающие поезда исправно гудели и грохотали, вгоняя в состояние, близкое к трансу.

Рисунок на желтоватой странице тетради постепенно обретал форму, и в плавных линиях начинало угадываться немного меланхоличное и даже печальное лицо мужчины. Габриэлла чуть помедлила, разглядывая набросок. Снова он. Стоило задуматься, как рука сама начинала выводить эти черты на бумаге. Половина эскизов в её тетради была посвящена ему, а Габриэлла даже не понимала, кого рисует. Ни на кого из знакомых этот человек не походил, она даже не была уверена, что вообще встречала кого-то с подобной внешностью. Тем не менее каждый раз, когда она пыталась изображать людей, выходило почти одно и то же лицо, лишь черты немного различались, словно разум не мог с точностью восстановить в памяти оригинал.