Чудовище

По замку вновь пронесся истошный крик, за которым последовали звуки ломающейся мебели. Слуги, наученные горьким опытом, быстро попрятались по своим углам, пока у герцога пройдет приступ. Это уже не было настолько страшно и безнадежно жутко, как в первые два года, после исчезновения его юной кузины, истинной наследницы герцогства Ириканы. Старый хозяин быстро слег после пропажи любимой дочери и после передачи всего внезапно объявившемуся пятнадцатилетнему Эшли скоропалительно скончался.
Вот что странно, почти вся прислуга была заменена на новую, лишь пару самых верных и доверенных человек осталось при юном герцоге. Но слухов это не могло пресечь. Ни о том, что новый наследник вовсе не разбирается в управлении, ни о том, что зовут его так же, как исчезнувшую герцогиню – Эшли. Какие только предположения не ходили среди обычных людей, и самое распространенное было о помрачении рассудка у старого герцога Ириканы, из-за чего он заставил дальнего родственника взять имя дочери.
Ну и скверным же характером обладал новый герцог. Постоянные приступы ярости и агрессии приводили к частым переменам интерьера. Два года сир Эшли буянил чуть ли не каждый день, устраивал пьяные дебоши и разбил сердце ни одной симпатичной девушке. Но потихоньку он смирился со своим новым статусом и усиленно взялся за голову, вызвал самых квалифицированных учителей и почти все время был занят. Лишь изредка просыпалось его недовольство, прямо как сейчас. Слуги особо и не волновались, знали – выплеснет юный хозяин свой гнев и успокоится. Ведь несмотря ни на что, о землях своих он заботился хорошо, поэтому можно было немного и потерпеть некоторые его странности.
А в кабинете восемнадцатилетний юноша ожесточенно громил стулом высокие окна, сопровождая каждых взмах рычанием и яростными криками. Ему уже давно было наплевать, что и кто о нем подумает. Тоска и безнадежность затапливали его сознание все отчетливее. Тяжело дыша, он с силой кинул последний оставшийся стул в стену. Треск бальзамом пролился на истерзанную душу, и Эшли обессиленно опустился на пол среди обломков мебели и осколков стекол. Черные, как смоль волосы выбились из его длинной косы и прилипли ко лбу и скулам. Он поднял руки и раздраженно стал убирать их, только тогда заметив, что тонкие пальцы все изрезаны и немилосердно поливают белую рубашку его собственной кровью.
Презрительная улыбка скользнула по тонким красивым губам, а на сжатых в кулаки ладонях уже почти не осталось и следа о недавних ранах. Вот зачем ему такая быстрая регенерация, что даже больно себе сделать почти невозможно, чтобы заглушить это нестерпимое чувство, разъедающее его изнутри? Любовь? Это просто нереально! Но до тридцати лет еще есть время…