Война и мир Дмитрия Медведева

Эта книга – материалы заочного блиц-семинара, или экспертной фокус-группы, проведенной Русским институтом в годовщину Пятидневной войны и признания независимости Южной Осетии и Абхазии. Но тема не война, не Кавказ. Тема – проблема безопасности России, как ее заново поставил Президент Дмитрий Медведев своим «военным решением». Почему вообще безопасность России – огромного государства, уже 20 лет как восстановленного – остается проблемой?

Говоря о «безопасности Российской Федерации», мы говорим о том, чего не было более десятилетия. Все это время безопасность страны гарантировалась замешательством крупных сил из-за хаоса в мире. Неподготовленность Запада к распаду СССР сыграла в этом особую роль. Америка запуталась в списках советского наследства, а посткоммунистическая «Центральная Европа» вместе с войной на Балканах вобрала амбиции Евросоюза.

Возникновение России в конце ХХ века было не вполне заслуженным нами призом. Россия возникла среди руин прежней архитектуры безопасности. Главную лакуну образовал Союз, выпав из международных институтов в небытие. Россия крепла в тени советского могущества, особенно длинная тень – от Победы-1945. Сообщество побаивающихся Советов было, и все еще остается неким фактором – в 1991 году оно не посмело бросить вызов России. Понятие «постсоветского» известило об архитектуре паузы – временном мироустройстве, лишенном позитивных начал и собранном вокруг пустоты.

Более чем 10-летние разговоры об ослаблении России, даже о «мире без России», имея пропагандистскую сторону, отнюдь не сводились к русофобии. Прежняя мировая система не приспособлена к явлению внутри себя новой России. Она могла бы освоить ее, лишь если бы та оказалась незначительной. Незначительная Россия еще могла бы быть интегрирована в новый мировой порядок без ломки. Сильная, становящаяся мировой – нет.

Актуально ли это вспоминать сегодня? Да, потому что в России недооценивают то обстоятельство, что ее безопасность с момента возникновения не была гарантирована никакой группой стран, никаким соглашением, опирающимся на силу. Неполной она остается по сей день. Отсюда западный невроз навязываемой нам «идентичности» – Россия не то якобы, что Россия считает собой. Россия то, чем хотят (или привыкли) ее видеть другие, Евросоюз или США прежде всего. Навязанная идентичность – невротическая проекция, и как таковая она порождает страх. Призраки «восстановления СССР» и «поглощения соседей» – бездоказательные эвфемизмы реального страха. Но американский страх – достаточный для того, чтобы атаковать российские планы и интересы – стратегически мало артикулирован. Политики типа Саакашвили и взяли на себя «дело» артикуляции страхов. Так на постсоветском пространстве возник стимул особого типа конфликтов с Россией – и потенциал столкновения интересов России и США, какого нигде больше в современном мире нет. Пространство виртуальной экспансии США, необсуждаемой и все менее осмысленной. Саакашвили и строил свою политику на обслуживании экспансии, а стратегию – на ее расширении. Проиграв войну, он проиграл ее и за США.

На Кавказе мы доказали, что не допустим создания механизма безопасности, из которого будем исключены. Теперь послеавгустовская Россия должна обрести волю