Небратья

В свете фар мелькнул дорожный знак, извещающий водителей о том, что они въехали в поселок Куртаг. Водитель подержанной белой «семерки» сбросил скорость и покосился на пассажира, сидящего рядом. Тот вальяжно развалился в кресле, но волновался, как и все. Он прерывисто сопел, постукивал пальцем по панели. Заворочался мужчина, сидящий сзади, подался вперед, вытянул шею.

Водитель, не дождавшись внятной команды, начал сдавать к обочине. До жилых кварталов оставалось метров шестьсот, прямо по курсу дорога входила в крутой поворот. Справа громоздился кустарник, слева – посадки пирамидальных тополей. О приближении цивилизации намекали лишь свалка бытовых отходов слева за обочиной да плоские крыши автомастерских.

На Ставрополье царила глухая ночь. Переливались глянцем, подмигивали звезды. На небе не было ни облачка.

– Еще пятьдесят метров, и тормози, Петр, – сипло, с сильным кавказским акцентом проговорил пассажир, устроившийся на переднем сиденье.

Он напрягся, зашевелились мясистые ноздри, глаза заблестели так, словно голодный хищник почуял добычу. Этого мужчину звали Вели Тархан. В прошлой жизни он работал следователем махачкалинской прокуратуры, где и обзавелся жировыми накоплениями, от которых в последующие годы так и не смог избавиться. Но избыток массы не давил на организм. Мужчина был ловок и проворен, голова работала, как компьютер, и никакая религиозная абракадабра не смогла бы затмить его разум.

Водитель обладал невзрачной славянской внешностью, именем Петр и погонялом Хлыст. Он послушно прибавил скорость, и машина запрыгала по обочине. Переднее колесо провалилось в ямку, «семерку» здорово тряхнуло.

– Проклятые москали! Ну что за дороги! – в сердцах воскликнул водитель на родной мове.

Вся остальная тирада, выданная им, не переводилась ни на какие языки, но очень точно отражала настроение Петра.

Мужчина, сидящий сзади, подтянутый, самый молодой, с крючковатым носом, заржал и поинтересовался:

– А что, Петро, мы ведь тоже с Вели москали или нет? – Кавказский акцент в его речи был не подавляющим, но тоже присутствовал.

– Вы неправильные москали, – проворчал, немного смутившись, водитель и сплюнул в открытое окно. – Да какие вы на хрен москали? Вы повстанцы, боретесь за правое дело, против тирании и кремлевской мерзости. За свою веру!

– Аллах акбар! – воскликнул Тархан. – Только ты, Петруха, не подмазывайся к нашему делу, у тебя в нем свой интерес, на который нам плевать. Ладно, заткнулись. Тормози, Петро. Артур, готовь железо.

Третий член группы, Комада Гуджи, охотно отзывающийся на погоняло Артур, начал вытаскивать из-под заднего сиденья укороченные десантные автоматы, завернутые в полиэтилен.

Белая «семерка» встала на обочине, метрах в сорока от поворота. Слева громоздились кусты, беспорядочно теснились деревья. Справа темная гуща немного разрежалась, но все равно непонятно было, что находится за изгибом дороги.

Тархан вскинул руку, включил подсветку часов. 2.48, 23 августа. До рассвета оставалось полтора часа. Он мысленно усмехнулся и подумал, что за это время можно провести не одну подобную акцию – рука набита, глаз-алмаз.

Троица насторожилась. По увечному асфальту загородной трассы плясали пятна света. В сторону Куртага ехала машина. Петро чертыхнулся на ридной мове, Тархан прошипел, чтобы он заткнул пасть. Пассажиры пригнулись, не желая маячить в окнах. Артур обнял автомат и с удобством разлегся на заднем сиденье.