Дети Есенина. А разве они были? - Юрий Сушко

Дети Есенина. А разве они были?

Страниц

130

Год

2013

Впервые в истории, стало возможным объединение разрозненных и противоречивых фактов о непростой и трагической судьбе четырех потомков великого русского поэта Сергея Есенина. Есенин в уникальной манере передал свой творческий дар будущим поколениям, но эти дарования так и не попали в руки его наследников, что привело их к непростому и трудному существованию, где одно стечение обстоятельств сменяло другое.

Самым старшим сыном Сергея Есенина был Юрий, рожденный от его негласной жены, Анны Изрядновой. Юрий покончил жизнь расстрелом в 1937 году, став жертвой сталинского режима и обвинений в антиправительственных заговорах. Есенину родными его слова стали более смертельными, чем его собственные груди.

Отношения Есенина с актрисой Зинаидой Райх привели к рождению еще двоих детей: дочери Татьяны и сына Константина. Война вынудила Константина пройти трудный жизненный путь, работая долгое время в строительстве. Позднее он попытался открыть себя в журналистике, но к сожалению, не добился особых успехов. Он ушел из этой жизни в 1986 году, тихо и незамеченным. Татьяна, сестра Константина, также нашла себя в журналистике и некоторое время прожила под своим братом на родине, прежде чем уйти из жизни.

Последним ребенком Сергея Есенина стал Александр, который был рожден от переводчицы Надежды Вольпин. Александр вынужден был пережить ссылку и помещение в психиатрическую клинику. В 1972 году, он покинул Родину и эмигрировал в Соединенные Штаты, где и по сей день проживает.

Таким образом, с тяжелыми переживаниями и судьбами столкнулись все дети Сергея Есенина, отражая их расчетливую и несправедливую участь в этой жизни. Эти непростые страницы русской истории и большая доля трагедии, окутывающей этих четырех детей, подчеркивают их уникальность и глубину каждого из них.

Читать бесплатно онлайн Дети Есенина. А разве они были? - Юрий Сушко

Москва. Пушкинская площадь. 5 декабря 1965 года

Он посмотрел на уличные часы: 18.17. С досадой поморщился: черт, опаздываем. Ну что, так и будем стоять?.. Бросил косой взгляд направо: так, журналисты-штатовцы уже на месте, вот тот, с фотокамерой, кажется, из «Нью-Йорк таймс», а этот… Да ладно, не имеет значения… Оглядел своих ребят, сделал глубокий вдох и чуть заметно кивнул головой: «Начинаем!» Первым он выдернул из-под полы пальто и высоко поднял над головой плакат: «Уважайте Конституцию (Основной закон) Союза ССР!» Боковым зрением Алик засек: слева взмыл еще один – «Требуем гласности суда над Синявским и Даниэлем!» На мгновение впереди мелькнул третий – «Свободу Владимиру Буковскому и другим…», но тут же исчез, словно державший его парень с головой нырнул в прорубь.

Как в замедленной съемке, он видел, как из листа ватмана чьи-то цепкие пальцы «с мясом» выдрали крамольное слово «…гласности» – там уже зияла дыра, и теперь призыв выглядел вполне благопристойно и даже верноподданнически: «Требуем… суда над Синявским и Даниэлем!» Но потом и этот невинный плакатик бесследно испарился…

Стоявший чуть в отдалении капитан Полухин засек время: служба уложилась в одну минуту. Грамотно сработали. Заранее просочившиеся в хлипкую (максимум – человек 40–50) толпу демонстрантов наши люди профессионально – крепко и вежливо – извлекли из нее с десяток «активистов» и еще столько же «сочувствующих» и уверенно, сжимая в дружеских объятиях, повлекли за собой прямо к притормозившей перед носом черной «Волге»: первый пошел! Следующая машина подкатила без задержки: еще один! В распахнутые двери третьей затолкали сразу двоих. Это уже был перебор, ведь предупреждали – отсекать любые лишние контакты между задержанными… Ладно, сделано – бог с ними! Разве что эти, с фотоаппаратами засуетились…

– Все, что произошло, запомнилось отрывками, – уже дома, на кухне рассказывала Людмила Алексеева[1], которой отвели роль стороннего наблюдателя за событиями на Пушкинской. – Человек двадцать пробежало мимо меня, и транспаранты исчезли раньше, чем я успела прочитать хотя бы одно слово, на них написанное… Через три минуты демонстрантов уже не осталось.

– …Идиоты, – бормотал какой-то мужик, отиравшийся рядом с Полухиным. Носком ботинка он поддел грязный кусочек ватмана с обрывком слова «глас…», – один мусор от них. Да пропустите же, чего стоите, как пни? Дайте пройти! – Он стал протискиваться сквозь людей, окружавших памятник. Наконец выбрался – и круг вновь плотно сомкнулся.

– День Конституции отмечаем, ребята? – со смешком брякнул еще кто-то за спиной. – Разве ж так это делается?.. Давайте я мигом в «Елисей» слетаю, а?..

«Поволокли нас куда-то, мы еще не знали куда, – рассказывал потом Александр Сергеевич Есенин-Вольпин. – Меня взяли под руку и повели в сторону памятника Долгорукому. Там у них был какой-то штаб. Разговаривал со мной довольно грузный человек, коренастый. Не совсем культурный. Говорил мягко. Он представился работником Моссовета… Была беседа, толкли воду в ступе, – тягомотина: «А почему вы тут пишете то-то? Почему вы собрались в День Конституции?.. Кому вы это обращение показывали?»

– А почему я об этом должен говорить?

Молчание. Потом:

– Вас задержали с лозунгом в руках…

– Не я же себя задерживал. Зачем меня вообще задержали?

Вам может понравиться: